Работаю в федеральной газете, и мне нет-нет да и позвонят начальники: «У вас в Новгороде случилось то-то и то-то, а вы, похоже, не в курсе…» Привычно отвечаю: «Не у нас, а в Новгороде». Еще нас путают с Нижним Тагилом, называют новгородцами, нижненовгородцами и просто «как вас там, не выговоришь».

Вслушиваясь в старое-новое имя нашего города, понимаю, что оно невыразимо длинно – для нашего века, что ли?.. Пять слогов.

Это как в школе – длинную и неудобную фамилию превращают в короткое рубленое прозвище. Какое в школе – в лицее еще, в Царском Селе однокашники, помнится, называли Вильгельма Кюхельбекера Кюхлей.

Интересно, ему нравилось?

Длинные названия городов выговаривают с трудом. Многие готовы их превратить в прозвища. Торжественный Санкт-Петербург становится в результате Питером, Владивосток – Владиком, Йошкар-Ола – Ёшкой. Впрочем, настоящие марийцы никогда ее так не назовут, а если уж случится быстро выговорить ее название, это будет Царла: когда-то она называлась Царевококшайском, и Царла соединила кусок этого «царского» имени с современным «ола» – «город». Сколько раз слышал, как в кассе на автовокзале, чтобы не мучиться длинными словами, пассажиры говорят: «Дэка». И это значит, что ехать им в районный центр Дальнее Константиново. И то, что поселок Сухобезводное в обиходе стал Сухачом, тоже дело естественное. Особенно жаль, однако, Екатеринбург. Вместо этого мучительно-длинного речения, от которого веет фальшивым духом русского подражательного обиходного классицизма, молодые люди бросают: «Ёбург». О городе, который можно назвать так, к сожалению, ничего хорошего не подумаешь.

А мы обречены на то, чтобы жить в Нижнем. Так короче.

Мы не заметили, как диковато звучало название вдруг возникшего и потом так же вдруг исчезнувшего журнала «Лучшее в Нижнем». В исподнем, что ли? Или, к примеру, «верхняя часть Нижнего».

Мы не понимаем и самого слова «Нижний». И краеведам ХХ века оставалось только высказывать свои догадки на тот счет, что же это все-таки означает.

Игорь Кирьянов, которого я ощущал своего рода патриархом в изучении истории края, искал чуть выше центра Горького по течению Оки некий город – такой, чтобы мог быть когда-то, за годы до появления Нижнего Новгорода, построен владимиро-суздальскими князьями, а затем перенесен на место слияния рек. Зачем его было там строить? Вероятно, потому, что лучшее, современное место было занято другим, чьим-то чужим городом.

Многие исследователи сопоставляли Нижний Новгород с Городцом – да, тот и старше, и стоит выше по течению Волги. Почему бы ему не считаться «Верхним»?

Или же все-таки дело в другом Новгороде, который еще древнее, на Волхове? Чтобы не путаться, теперь ему дано официальное название Новгорода Великого.

Впрочем, можно руководствоваться, так сказать, здравым смыслом. Итак, 1221 год. Если верить летописи, основывается крепость. Слово «город» и означает по сути крепость. Здесь живут, в отличие от села, огородившись, за стенами. Сейчас это трудно понять. Ведь для наших современников город – это просто поселение достаточно большой величины, со своими стереотипами жизни множества людей. На практике в городе должно жить больше десяти тысяч человек. Исключения вроде крохотного Горбатова в Нижегородской области, где всего две тысячи жителей, редки и являются всегда данью традиции, воспоминанием о чем-то былом. Горбатов действительно получил в XVIII веке городской и уездный статус. Вероятно, получил по ошибке, потому что соседнее с ним село Павлово было и больше, и значительнее, и мастера его – на слуху. Или же в силу того, что с Павловом, с его владельцами Шереметевыми Но Павлово так и осталось тогда селом с кривыми улицами, а Мещерскую Поросль, в которой, как это писалось тогда, «был открыт уездный город Горбатов», принялись застраивать по утвержденному императрицей проекту – с прямыми улицами и бессмысленно широкой площадью над Окой… Но вот несколько лет назад, оказавшись в Сарове, я впервые понял, что передо мной именно город. Город – как жилое огороженное место, куда так просто не может войти никто посторонний. Саровский периметр с контрольно-следовой полосой, контрольно-пропускными пунктами – это аналог крепости, кремля со стенами, рвами и башнями.

Новгород… Да, основан был «новый город». А какой он еще мог быть, если его только что основали: очень даже новый.

И – Нижний. Достаточно посмотреть на карты, чтобы понять: именно в этой точке соединяются в итоге все ведущие вниз по течению рек пути тогдашней Восточной Руси. Вы плывете из Москвы, Ярославля, Рязани, Суздаля, Мурома, и все равно в итоге воды вас принесут именно сюда.

Итак, Нижний Новый город. Длинное, из трех слов, описание качеств поселения и того, где оно расположено.

Четыре названия я выписал на карточки и разложил перед собой.

Тоже научный материал?

Не в тему как-то. Вроде бы собирался заниматься на этих днях чем-то другим – о названиях не думалось. И раскладывать четыре карточки было совершенно неинтересно. Их мало.

Прихваченные скрепкой, карточки где-то завалились среди прочих бумаг.

Но уже через пару недель были найдены.

Настала пора писать пятую. Слово само шло в руки. На соседней улице остановился солидный автобус, рассчитанный на многочасовой путь. И на табличке было написано еще одно название моего города – Тубенге Новгород. К нам открылся маршрут из Уфы. Все было просто: «Тубенге» – по-башкирски «Нижний».

Несильно отличался от этого татарский вариант: Тубэн Новгород – языки-то родственные.

Впрочем, выяснилось, что так называют Нижний Новгород татары в Казани. Сами же нижегородские татары говорят просто Нижгар – и никак больше. Видимо, за века дало знать о себе то же всеобщее стремление заменять длинные слова прозвищами. А уж особенно если не до конца понятны слова: не все же татары владели в прошлом русским. Нижгар – это и название области, и имя всем тем, кто в ней живет. На каком-то празднике я услышал песню, почти что гимн, посвященный нижегородским татарам. Она так и начиналась: «Нижгар татарлар…», то есть «Нижегородские татары».

Пополнилась коллекция и русскими названиями.

Оказывается, сокращали названия, давали городам сокращенные прозвища и в былые века. Иной раз это фиксировалось письменно: наши предки не были особенно разборчивы в официальных документах и не мучились над тем, чтобы добросовестно воспроизводить все закорючки – был бы смысл ясен. Во многих бумагах позднего Средневековья город наш называли «Нижьгородъ». Буква, которую мы знаем как мягкий знак, в далеком прошлом могла передавать и редуцированный гласный звук. В зависимости от того, на каком диалекте говорил пишущий и в какой позиции оказывался «ь», это могло быть вполне знакомое современному уху смягчение согласного или почти полноценное «е». Сами сокращения забывались, но оставляли при этом неожиданно долгий след в той неосознанной человеческой памяти, которая воплощается в языке. Слова «нижегородец» и «нижегородский» образованы ни в коем случае не от «Нижнего Новгорода», а именно от этого «Нижьгорода».