— Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобыскорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мнеспокойствие, когда его не будет, — бормотала вслух княжна Марья, быстрымишагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывалисьрыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидалаидущих к ней навстречу m-lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и нехотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, самприехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорогоотъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом,предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем,она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней исказал, что нельзя.

— Идите, княжна, идите, идите!

Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в томместе, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго онапробыла там. Чьи-то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Онаподнялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею,вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.

— Пожалуйте, княжна… князь… — сказала Дуняша сорвавшимсяголосом.

— Сейчас, иду, иду, — поспешно заговорила княжна, не даваявремени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видетьДуняши, побежала к дому.

— Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на всеготовы, — сказал предводитель, встречая ее у входной двери.

— Оставьте меня. Это неправда! — злобно крикнула она нанего. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И кчему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! Ичто они тут делают? — Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой преждеполутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они всеотстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; нострогий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.

«Нет, он не умер, это не может быть! — сказала себе княжнаМарья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке егосвои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности кнему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса ктому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на томже месте, где был он, что-то чуждое и враждебное, какая-то страшная, ужасающаяи отталкивающая тайна… — И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на рукидоктора, поддержавшего ее.

В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что былон, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другимплатком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили настол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, новсе сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу былпокров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову былаположена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.

Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвойлошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой —предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами,крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.

Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея,заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер отлысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Ониназывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когдаони приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но нелюбил их за их дикость.

Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с егонововведениями — больницами, школами и облегчением оброка, — не смягчило ихнравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князьназывал дикостью. Между ними всегда ходили какие-нибудь неясные толки, то оперечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то оцарских листах каких-то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которуюговорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем черезсемь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будетпросто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествиисоединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, концесвета и чистой воле.

В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные иоброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; оченьмало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности былизаметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни,причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из такихявлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянамиэтой местности к переселению на какие-то теплые реки. Сотни крестьян, в томчисле и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать ссемействами куда-то на юго-восток. Как птицы летят куда-то за моря, стремилисьэти люди с женами и детьми туда, на юго-восток, где никто из них не был. Ониподнимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, натеплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голодаумерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же,как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставалитечь в этом народе и собирались для какой-то новой силы, имеющей проявиться также странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в1812-м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что этиподводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.