Пришлось и здесь идти на неожиданные решения. Та же «Северная коммуна» сообщала: «Мобилизованы, ввиду скопления не закрытых гробов на кладбищах, особые коммунистические отряды для рытья могил. Первые отряды направлены будут на Успенское и Преображенское кладбища.

Эти отряды будут работать впредь до мобилизации буржуазии и создания из нее соответствующих отрядов».

Разумеется, мобилизация буржуазии не заставила себя долго ждать. Иронический и глумливый фельетон петроградской «Красной газеты» от 25 июля 1918 года тому свидетельство: «Счастливые люди – петроградские князья, графы и бароны. Им может позавидовать любой западноевропейский или американский рабочий.

Шестичасовой рабочий день, работа на свежем воздухе, вежливое обращение: нигде в мире рабочие не пользуются такими привилегиями.

Вот что значит Советская власть.

В царствование Николая Романова или Александра Керенского никто бы даже не поверил, что это возможно. А теперь это – факт.

Загляните-ка на Преображенское или Богословское кладбище. Там в тени деревьев, вдали от городской пыли, копоти и дыма, князья и графы роют могилы для холерных.

Сладок им честный труд, ни на что пожаловаться не могут, только одно обидно: общество плохое.

Подумайте только: князь Голицын, граф Воронцов-Дашков, барон Медем, князь Святополк-Мирский и вдруг известный коммерсант, сиречь купец, Плотицын!

Еще с полковником Коцебу можно мириться: все-таки военный. Но купчина – фи, его бы на княжеский порог не пустили в доброе старое время.

А тут стой рядом с ним, как с равным, целый день. Немного слишком демократична Советская власть».

Тем временем холера отступала. «Известия Народного Комиссариата здравоохранения» поясняли: «Рабочие не дали захватить себя врасплох, они быстро мобилизовали все силы свои и дружно начали бороться, спасая себя и свое дело. Они сознательно отнеслись к эпидемии, соблюдали все предписания, принимали предосторожности, – и это принесло большую пользу в подавлении „контрреволюционной“ холеры».

Статистика красноречива:

17 июля – 322 заболевших и 155 умерших;

18 июля – 331 заболевший и 141 умерший;

19 июля – 333 заболевших и 134 умерших;

20 июля – 244 заболевших и 127 умерших;

21 июля – 196 заболевших и 110 умерших;

22 июля – 193 заболевших и 68 умерших;

23 июля – 181 заболевший и 88 умерших;

24 июля – 209 заболевших и 71 умерший;

25 июля – 199 заболевших и 82 умерших;

26 июля – 154 заболевших и 93 умерших;

27 июля – 150 заболевших и 49 умерших;

28 июля – 143 заболевших и 56 умерших;

29 июля – 159 заболевших и 59 умерших.

После 29 июля число заболевших уже не поднималось выше 150. В августе был зафиксирован 2331 случай заболевания, в сентябре 1091. Холерный хвост, впрочем, привычно давал о себе знать до конца года: последнее заболевание было отмечено 22 декабря. Общая статистика эпидемии – 12 047 заболевших, 4305 умерших.

Противохолерная агитация

Смертоносная холера. С британского рисунка XIX столетия

Статистика официальная: как и прошлые годы, в ней не учтены многие случаи, оставшиеся без внимания врачей и власти. Можно предположить, что в послереволюционном Петрограде таких случаев было больше, чем в мирном царском Петербурге. И все же обратим внимание на относительно скромные показатели смертности: чуть выше трети заболевших – результат не рекордный, но в реальных петроградских условиях 1918 года просто выдающийся.

Умели работать большевики, когда хотели!

После 1918 года большие холерные эпидемии Петроград – Ленинград – Санкт-Петербург не навещали, хотя с холерным хвостом помучаться еще пришлось. В 1919 году холерой заболели не менее 1180 человек, примерно половина из которых умерли, а вот уже в статистике 1920 года отмечены всего шесть случаев заболевания холерой с тремя смертельными исходами.

Отдельные случаи болезни – «спорадической холеры», как сказали бы в XIX столетии, – случались и позже. Но не эпидемии. Даже в тяжелейшие блокадные дни, при отсутствии нормального водоснабжения, благодаря самоотверженному труду медиков и большой санитарно-просветительской работе серьезной холерной эпидемии удалось избежать.

Риск проникновения Cholera morbus в город существует и сегодня, и это заставляет санитарные службы разрабатывать планы «противохолерных мероприятий по городу Санкт-Петербургу» – но пока что это риск скорее теоретический. И будем надеется, что таковым и останется.

Ну, а нам, чтобы завершить эту тему, остается лишь проследить судьбу главных холерных памятников Петербурга. Потому что и сегодня сохраняются в городе объекты, явственно напоминающие о былых визитах «азиатской гостьи».

Выступление Николая I на Сенной площади во время холерного бунта. Барельеф с пьедестала конного монумента Николая I на Исаакиевской площади

Главный из них – бесспорно, конный монумент императору Николаю I, воздвигнутый на Исаакиевской площади скульптором Петром Карловичем Клодтом и чудом переживший послереволюционную борьбу с царскими памятниками. Пьедестал этого памятника украшают четыре барельефа, отражающих ключевые события николаевского правления: восстание декабристов 14 декабря 1825 года, создание Свода законов Российской империи, открытие железной дороги из Петербурга в Москву, а также – главное для нас – выступление Николая I на Сенной площади в июне 1831 года, во время холерного бунта.

Скульптор Николай Александрович Рамазанов, создавая этот барельеф, внимательно отнесся к историческим источникам, отчего и современники ссылались на его работу как на достоверное свидетельство происходившего. Один из них, уже знакомый читателю Иван Романович фон дер Ховен, писал в 1880-е годы, споря с другими мемуаристами: «Что государь прибыл не на пароходе, а прямо в дорожной коляске на площадь, то этому доказательством может служить и барельеф на памятнике Николаю I.