– А кого ему звать? Пашу твоего, алкаша? Или эту твою… музу? Может, прямо так и спросить у нее, где «Завалинка»? Попросить вернуть? Она прослезится и принесет ее тебе на блюдечке. За сколько ты продал ее, скажи мне? – вопрос был адресован Сереже. Тот хмуро смотрел куда-то вбок, в стену.

– Да какая, к черту, разница? Верну деньги. Плохо то, что «Завалинка» была заявлена как центральная работа обеих выставок. Придется перепечатывать все каталоги, буклеты, анонсы отменять. Господи, да это просто катастрофа какая-то!

– За сколько? – повторила Наталья. – Это важно, потому что это – сумма ущерба.

– Мне плевать на сумму ущерба! – рявкнул Иван.

– Сорок пять тысяч, – тихо пробормотал Сережа.

– Чего? Рублей? – Наталья посмотрела на него удивленно. – Ванька что, упал в цене?

– Евро, – добавил Сережа, вздохнув. После этого в воздухе повисла тяжелая, неприятная пауза. Наталья присвистнула.

– Да, Ванька, твоя эта Ирина – не дура. Совсем не дура.

– Вы говорите так, словно нет ни малейших сомнений! Может быть, картину просто вытащили из машины. Из твоего склепа стырили. А? Что скажешь? – Иван тряхнул головой, поднес ладони к лицу и закрыл глаза. Он чувствовал себя безмерно усталым.

– Все возможно, – согласился Сережа. – Но у меня тут сигнализация, видеонаблюдение. Электронные карты на дверях.

– Вот именно, Ваня. Все возможно! – кивнула Наталья. – Но тебе хочется, чтобы это Карлсон прилетел за твоей картиной. Кто угодно, но не она! Я так понимаю, что ты не желаешь знать правды. Ты скажи, не стесняйся. Мы же понимаем. В конце концов, картин ты еще намалюешь, а муза на дороге не валяется. А, Чемезов?

– Отвали, слышишь!

– Ты можешь хотя бы просто узнать все про свою бабу! Паспорт ее посмотри! – Наталья сорвалась на крик. – Идиот чертов. Никогда ты не разбирался в людях.

– А ты всегда разбиралась. Чего тебе тогда дома не сидится, со своим счетоводом? Скучаешь? – Иван схватил Сергея за руку, заставил его освободить проем, выпустить наружу.

– Я желаю тебе только добра! – крикнула Наталья ему вслед.

Иван выскочил на улицу. Звуки тормозов, клаксонов, голоса людей – все смешалось в один сплошной клубок ощущений. Он шел, не оглядываясь, по улице, пытаясь справиться с похожими на кислоту мыслями. Они разъедали его изнутри.

Что, если Наталья права?

Может ли он так ошибаться, может ли он быть настолько слеп, что за глубоким взглядом печальных глаз он не разглядел обычную воровку? Нет, не обычную. Очень хорошую воровку, высокого класса, с опытом, самообладанием, самоконтролем. С четким, хорошо продуманным планом. Ее слезы, улыбки, кофе в турке, выстиранные занавески. Смешные комментарии к его картинам. Туман, окутывающий ее иногда с ног до головы так, что она будто пропадает, исчезает в глубинах подсознания.

Ее длинные стройные ноги, требовательный, манящий к себе рот.

Иван бродил долго, не меньше часа, пока не остановился. Он огляделся и вдруг понял, что почти пришел к себе домой. Оказывается, он так и бросил «Ниссан» около галереи и через весь центр шел домой.

Он проиграл. Наталья победила.

Иван вошел в пустую мастерскую, полный смутных подозрений и невысказанных обид. Ирины не было дома, она все еще не вернулась… откуда? Бог весть! Может быть, за всей этой таинственностью, ее серьезными делами, о которых она так настойчиво просит не спрашивать, – может, за этим стоит простая воровка? Уж чего-чего, а его доверие ей завоевать удалось. Но сейчас это доверие лопалось, по нему ползли трещины.

Где ее носит?

Иван зашел в кабинет, посмотрел по сторонам: на стены с семейными фотографиями, на разбросанные по столу ручки, на мерцающий синенький огонек компьютера. Он не бывал больше тут, в этой комнате, за исключением той ночи, когда они с Ириной заснули вместе, в объятиях друг друга. Как-то так получилось, само собой и совершенно естественным образом, что Ирина заняла эту комнату и сделала своей.

На спинке стула висит ее нежно-голубой кардиган. На полу, рядом с диваном, аккуратно стоят мягкие тапочки. На диване, на спинке, лежит объемная замшевая сумка с вещами. Иван подошел и присел на диван, рядом с сумкой. Голова казалась потяжелевшей килограмм на десять, и хотелось спать. Лечь, ни о чем не думать, никого ни в чем не подозревать, отбросить все эти мерзости, все эти финансовые вопросы в сторону и просто уснуть.

Иван вытянулся на диване во весь рост, положил ноги на подлокотник. Диван всегда был ему коротковат, и теперь его длинные ноги в летних сандалиях свисали с дивана. Подушка пахла Ириной. Ваня закрыл глаза и попытался вспомнить ее лицо. Она сидела перед его «Завалинкой» и рассматривала ее, долго, внимательно, пристально – он помнил, как она задавала ему вопросы, это было в самый первый их день знакомства. Он тогда решил, что она просто попала под впечатление от этой работы.

Что, если она просто собирала материал?

Иван свернулся в клубок, поджал под себя ноги и лежал так в позе зародыша – классическая иллюстрация для учебника по психиатрии. Сублимация и подавление, попытки убежать от сложных решений и неприятных вопросов. «Ты дурак, Чемезов. Никогда не разбирался в людях. Особенно в женщинах. Тащишь в дом кого попало!» Голос Натальи не давал ему спать, он злил его. Хотелось схватить тапку и запустить во что-нибудь. Наорать на кого-нибудь!

Иван развернулся и посмотрел на бежевую замшевую сумку. Провокация на спинке дивана, черта, переходить которую не хотелось. Что он может там найти? Как будет он смотреть Ирине в глаза после того, как засунет свой нос в ее вещи? Как он станет смотреть в глаза самому себе?

Что, если она украла картину?

Иван молча сел на диване, стащил сверху сумку Ирины, поставил ее рядом с собой и потянул за молнию. Сам себе противен, подлый холоп… Тихий шуршащий звук сообщил, что врата рая распахнуты настежь и чувствуется сквозняк, из рая пора уходить. Яблоко откушено, и дьявольский голос бывшей жены уже расплавил внутри что-то важное, что уже не вернуть и не починить. Иван хочет знать правду? Нет, он хочет, чтобы ничего этого не было. Он хотел бы остаться в райском саду навечно, но что-то подсказывает ему, что это больше невозможно в любом случае.

Итак, шарим по сумкам. До чего ты опустился, боярин!

• Платок с драконами, шелковый, кажется новый. Красивый, оранжевый с темно-зеленым, под цвет глаз. Одна штука.

• Пилочка для ногтей, косметические ножнички, бесцветный лак. Чемезов, ты извращенец. Остановись!

• Солнцезащитные очки, тушь и помада в прозрачной косметичке, маленькая упаковка тампонов. На душе противно и мерзко. Убить бы Сережу, сукиного сына. Черт с ней, с «Завалинкой»!

• Записная книжка, несколько страничек исписаны неразборчивым почерком Ирины. Имена, номера телефонов, странные пометки. Алексей, адвокат. Зачем ей адвокат? Потому что все, что она сделает или скажет, может быть использовано против нее в суде? Она настолько опытная, матерая, что никуда не суется без собственного адвоката? Может, он даже помогает ей сбывать краденое.