Мишель попыталась закричать своему узнику всеми своими извилинами:

– Тави, я умираю! Не покидай меня! Сделай что-нибудь!

Она медленно повернулась на бок и поднесла ладони к лицу. Вглядываясь в каждую черточку, она стала повторять мысленно, судорожно, словно отбивала барабанную дробь.

– Это всего лишь сон. Я сплю. Я не умираю. Я жива. Тави, ты со мной? Я с тобой, Тави!

Ладони Мишель погрузились во тьму, случайно поймав несколько розовых, плотных, как из воска, лепестков камелии, легких как ватные косметические шарики.

Когда Мишель приоткрыла глаза, она увидела свет, пробивающийся сквозь ее… фиолетовые ресницы. Она обнаружила себя не во дворе своего дома, а в незнакомом помещении. Мишель сделала глубокий вдох и огляделась. Она была заточена в мужское тело, лежащее на спине и привязанное ремнями в странной камере без окон и мебели, а перед ее лицом висел экран зеркального цвета, похожий на телевизор, но он парил над ней как невесомое облако. Мишель увидела в его зеркальной глади свое отражение. Фиолетовые волосы, крупные фиолетовые глаза, небольшие губы.

– Неужели я попала на Кассиопею? – с ужасом подумала она.

– Я тоже так думаю, мы поменялись местами. Теперь мое тело – твоя тюрьма.

– Я умерла или уснула? Что это такое? Смотрящий? – Ей было легче от мысли, что связь с инопланетянином не оборвалась, она не одна выброшена в незнакомую ей реальность.

– Я не знаю, мертва ты на Земле или нет. У Смотрящего новости какие-то. Смотрящий висел над телом узника и переливался разными цветами:

– Поздравляю вас, узник номер двадцать восемь. Реабилитация в разных носителях завершила ваш срок.

Ремни, сковывавшие тело Тави, ослабли. Он сел, потянулся, стал массировать затекшие плечи и руки. Мишель все понимала и чувствовала, как когда-то ее узник все слышал и видел, находясь в ней. Ей не оставалось ничего другого, как оставаться безмолвным наблюдателем.

– А что с Альрами? Она выжила? – спросил Тави. Мишель слышала волнение в его голосе.

– Альрами выжила и желает с вами объясниться, свидание наедине, – многозначительно произнес Смотрящий и поднялся к потолку, якобы чтобы не подслушивать.

Тави с усмешкой поднял глаза к потолку и пояснил Мишель:

– На Кассиопее понятия «наедине» не существует. Чтобы был порядок, нужно иметь возможность вмешаться и спасти жизни. Потому что люди – слабые нестабильные существа, подверженные эмоциям. Дай им неограниченные право выбора и свободу – и они если не запутаются в них, как пчела в кудряшках, то измажутся как свиньи в грязи.

В комнате появилась она. Мишель сразу поняла, кто вошел, так как видела своего двойника с розовыми локонами не раз. Альрами, которую Тави любил, пока она любила его. Или ему так казалось? Здоровая, прекрасная, уверенная в себе, она остановилась недалеко от кушетки, на которую присел Тави, разминая свои затекшие руки.

– Рад видеть тебя живой, – сказал Тави. Мишель слышала и его голос, и мысли. – Как долго меня не было здесь?

– Недостаточно долго, чтобы быть забытым, – ответила Альрами холодно.

Ему не верилось, что она вообще пришла, он же был готов лишить ее жизни! Интересно, для чего она соизволила явиться? Чтобы плюнуть ему в лицо? Он бы не удивился, если бы это было именно так. Тави внутренне сжался. Наверное, так сжалась она, когда увидела Рокса в крови.

Альрами заговорила:

– Я должна признаться, что никогда тебя не любила. Я не была готова соединить свою жизнь с твоей. И не собиралась останавливаться на одном партнере, понимаешь? Нас не было. Ты все близко к сердцу принял. Тави, я очень сожалею.

Освобожденный преступник снова отвержен. Тогда зачем нужно было приходить? Посмеяться? Он наступил на хвост негодованию и тихо спросил:

– Как наш ребенок? – Ему на мгновение показалось, что Альрами, как объект любви и ненависти, для него больше не существовала.

– У тебя нет никакого ребенка, – хладнокровно ответила она, отступив на несколько шагов назад. – Я избавилась от него. Имею право! Мне не нужен ребенок от убийцы.

После этих слов в камере нависла зловещая тишина. Тави передернулся. Ему показалось, что услышанная новость разнесла его на куски, как бомба разорвала террориста-смертника.

Мишель увидела стремительный видеоролик, где Тави мысленно пропустил Альрами через мясорубку всех казней и мучений, через которые прошел на Земле. Он бросил ее на растерзание уголовникам в тюрьму, посадил на рога быку и забил до смерти тяжелыми булыжниками. Он чувствовал, что обязан отомстить за ребенка. Ей, обществу, Смотрящему, себе.

Альрами надменно развернулась и ушла, бросив последний взгляд не на Тави, но на Смотрящего. Тот плавно опустился и завис на уровне глаз убийцы.

– Вы свободны, Тави! Наш мир готов принять реабилитированного гражданина обратно, – Смотрящий вывел юношу из убийственного транса.

Убийца помассировал затекшие плечи и ступни, стал нарезать круги вокруг кушетки, размахивая руками.

– Как ты сможешь стать свободным, если я стала тобой? – спросила его Мишель.

– Я не могу принять освобождение, – выдавил из себя узник, стряхнув с себя паутину ненависти. – Я жалею о содеянном преступлении. Никому я здесь не нужен.

– Заявление принято, – ответил Смотрящий. – Что прикажете с вами делать?

– Мне нужно вернуть к жизни своего носителя, близких ей людей. Только я в силах им помочь, исцелить. Помоги мне спасти тех, кому я сейчас нужен, – взмолился Тави, поймав всемогущий шарик двумя руками, и вцепился в него пальцами изо всех сил.

– Какая удивительная самоуверенность, – Смотрящий в его руках замолк, словно задумался. – Конечно, обретя свободу, вы сможете свободно передвигать себя силой намерения из одного земного носителя в другого, в третьего… Вы можете не успеть спасти всех людей.

Смотрящий изменил консистенцию и распался на сотни серебристых песчинок, словно высыпавшись из захвата Тави. Песчинки, как живые светлячки, снова соединились в плотный зеркальный шар над головой бывшего узника.

– Я постараюсь. Медлить больше нельзя! – торопил Смотрящего взволнованный Тави.

– Эти исцеления и воскрешения землян заберут всю вашу энергию. Вы не выживете. – Голос звучал бесстрастно, как предупреждение, но никак не участие. – У вас только одно тело. – Смотрящий снова обрел форму маленького, блестящего шарик, и сделал круг над его головой:

Тави снова лег на кушетку.

– Я все понял.

– Мы засчитываем вашу искренность. Счастливого самопожертвования!

Тави нервно закивал и заморгал.

– Ты что, только что подписал смертный приговор ради меня? – услышал он Мишель в своей голове.