Потом. Катерина хвасталась, что уже все-все пообменяла сама и попросила кого надо поменять еще. Оно ж подходить на обмен положено раз — и никаких. Катерина про «кого надо» хвасталась, чтоб мы знали. А мы и знали.

Я подумала, что это бумажки взялись с учета. В буфете всегда найдется живая копейка. Копочка и копочка — цвай копочка. А там не копочки. Катерина своей артистке выносила ж не задаром. Другим выносила тоже. Барожница! Хорошо Катерина расторговалась! Государство Катерине доверило кормить людей, а Катерина в свой карман — раз! Часики у Катерины — раз! Кубаночка у Катерины — раз! Александр Иванович у Катерины — раз!

Пускай.

Потом я подумала, что часики с кубаночкой уже не на старом месте.

Про Александра Ивановича я нарочно не подумала.

Деньги от Катерины я спрятала в схованку к своим деньгам. Положила наверх, вроде водку налила, чтоб не скисли. Кошелек кинула в печку. Кубаночку кинула в печку тоже. А часики дала Ленину в дырку от руки.

Потом я поставила чайник.

Сказала спасибо Катерине за заварку и за лимон тоже.

Лимон я порезала ножиком с Катерины. Я подумала, что Катерина ж была горячая, а ножик от Катерины не отошел.

Да.

Завтра было утро. Конечно, я проснулась. Я ж и не намечала себе, чтоб не просыпаться.

Я пришла на работу раньше, чтоб положить ножик на место.

Я положила и заступила.

Настало время, чтоб на работе были все-все. А всех-всех не было. Без Катерины ж не все-все.

Кто был с наших, спрашивал у Степана Федоровича, что, может, Катерина предупредила про себя. Потому что скоро будут люди, и кому-то ж надо принимать деньги и все-все.

Степан Федорович сказал, что ничего не знает, что еще подождем, что пускай я для учебы стану за Катерину.

Я сказала, что если мне доверяют, я стану. И стала.

Катерины опять не было. Все-все, кто был, волновались и гадали. Конечно, я тоже волновалась. Гадать — я не гадала. Я ж нечаянно могла угадать.

Сполнилось четыре часа. Люди, кто хотел, уже покушали. А больше никто не заявился.

В эту секундочку на кухню пришел Александр Иванович и сказал:

— Катю убили!

Александр Иванович был черный. И лицо у Александра Ивановича, и волос был вроде черный, а не в солому. И голос черный тоже.

Я тогда стояла возле Степана Федоровича. Степан Федорович мне показывал и учил делать сало-шпиг с большого куска. Получается хорошо для мяса, называется «шпиговка». Можно шпиг в котлету, в капусту тоже, в суп — называется «кулеш степной».

Делается так. Режется сало так, потом так. Потом берется соль, черный перец, чеснок и лавровый лист. Потом делается так, потом так.

По правде, я шпиг люблю кушать без ничего с хлебом.

Степан Федорович мне показывал своим ножиком. Когда Александр Иванович сказал, у Степана Федоровича ножик уронился и вкололся в пол.

Мне понравилось. Раз! Я подумала, что ножик, наверно, так стоял в роте у Катерины. Я ж с той стороны не видела как.

Конечно, все-все закричали и заплакали. Это ж человека убили! Все-все начали спрашивать, как убили.

Александр Иванович сказал:

— Убили ножом. Зверь убил! Фашист! Так человек человека не убивает!

Я хотела спросить, как правильно убивают — если человек человека. Клара Семеновна говорила, что спросить — всегда не стыдно. Я не спросила, потому что «всегда» — это ж бывает разное.

Александр Иванович сказал:

— Пока прошу, чтоб без болтовни. Чужие будут спрашивать, отвечайте, что ничего не знаете. Говорите: «Милиция работает. Разберутся». Я договорился с милицией, чтоб для допросов пришли сюда. В своем коллективе легче… Так, товарищи?

Все-все заверили, что легче.

Мы в буфете решили, что Катерину сильно жалко. Что человек всегда не знает, какое несчастье будет какое. Надежду мы сильно-сильно жалели. Она была у коллектива на первом месте по несчастью. Надежде мы желали здоровья, а Катерине здоровья уже не пожелаешь. Получается, Катерина стала на первом месте по сравнению с Надеждой. Мертвое несчастье всегда больше живого.

Да.

Я подумала, что если Александр Иванович начнет сейчас сравнивать, так у Александра Ивановчиа сравнение пойдет такое, в каком на первое будет живое.

Надо понимать.

Конечно, я тоже живая. Только меня пока Александр Иванович не равняет. И никто не равняет. Яков равняет, а это ж, считай, никто и есть.

Потом я подумала, что пускай, что у меня еще будет первое место, что я ж еще не сдертая на пластинке, что пластинка — это ж вам не поднос, что пластинка скользкая-скользкая, а поднос у меня круглый тоже, оно ж у нас как ресторан, а в столовой поднос всегда с углами, что………………

Конечно, милиция свое дело делала. Все-все наши говорили на допросе, что спрашивали. Всех-всех по-хорошему просили, чтоб с допроса ничего не выносилось. Объяснялось, что тайна следствия.

Когда меня позвали, я решила говорить всю правду. Первое. Правда, как масло, — всегда выплывает. Правда ни в чем не утонет.

Меня спросили:

— Мария Ивановна, вы хорошо знали Клименко Катерину Сидоровну?

Я сказала, что знала Клименко Катерину Сидоровну на работе в буфете в Доме офицеров, что мы с Катериной Сидоровной были подруги — Катерина Сидоровна была старшая подруга, а я младшая, что Катерина Сидоровна мне была как мать, что моя мама давно умерла, так потому.

У меня спросили, может, Катерина мне близко жаловалась на кого-то.

Я сказала, что Катерина жаловалась на людей. Я сказала, что Катерина была добрая-добрая, а люди ж знаете какие…

Мне сказали, что знают.

Потом у меня спросили, может, Катерина мне делилась про свою личную жизнь с мужчиной.

Я сказала, что про мужчину Катерина Сидоровна не делилась, что делилась про женщину Посунько Надежду Сергеевну, что Посунько Надежда Сергеевна не дает жить.

Я расстроилась, что у меня не спросили про бандита. Может, милиция не знает, что бандит? Допустим, Александр Иванович подсказал, что убил не человек. Может, милиция и думает на не человека?

Пускай убил не бандит. Кто-то ж убил.

На меня не подумают. Первое. Это не я.

Конечно, все-все наши между собой обсуждали про что спрашивала милиция и про что милиции отвечали. Мы ж друг другу свои, а не чужие. Чужим мы ничего не рассказывали, нет.

Получалось, что про бандита не спрашивали ни у кого. Спрашивали про Катерину, про мужчину, про женщину.

Получалось, что все говорили про Катерину хорошее. Про убитых покойников плохое и не скажешь.