Турии своим пламенем. Скованный лентами Лиам упал на колени, не отводя глаз от горящего дерева. На коленях я подползла к нему и обняла за плечи. Я знала его боль. Дерево Хэнда — символ могущества того, кого мы считали сильнейшим и всезнающим, того, кто не сдавался, но теперь был пожран и обглодан своим же огнём.

Песчинки пустыни разносят новости быстрее и достовернее людей. Вести о кончине моего отца и оборвавшем нить его жизни фламберге догнали меня ещё в порту Страны Песков.

Мы смотрели на полыхающее дерево, а сзади, срываясь на бег, приближались юные Хэнды, выбежавшие из замка. Когда последний отблеск пламени погас, я прошла по обжигающему ноги пеплу и приблизилась к сердцу клёна — его корням. Мои братья стояли позади и наблюдали за мной. Я вытащила из волос шпильку с украшающим её «Осколком солнца» и с силой воткнула в тлеющие остатки былого. Длинные черные волосы рассыпались по моим плечам. Затем, призвав магию Дэвии, ленты чистейшей воды окутали пространство вокруг меня, давая жизнь тому, что должно жить. На моих глазах «осколок солнца» расплавился в ещё горящих углях, превращаясь в росток возрождающего цветка. И вновь, выпуская из правой руки дар Хэнда, а из левой — дар Дэвии, я соединила две стихии. Пепел поднялся в воздух. Я услышала, как Хэнды закашляли и стали отходить назад. Спустя несколько минут вихрь из огненных и водных лент вперемешку со столпом пепла осел. А на его месте выросло упругое молодое дерево с белолунным стволом. Когда я прикоснулась к нему, то увидела, как на нижней ветке распустился хрупкий лиловый цветок, окаймленный тонким алым листом.

Я обернулась, и семь спин, облаченных в черные рубашки с вышитым на спине золотым солнцем Хэнда, согнулись в едином, полном преданности поклоне.

ЭПИЛОГ

… шесть лет спустя…

Тронный зал полон бегающих в хаотичном порядке детей. Ужин воскресенья последние несколько лет всегда проходит именно так. Уже не юные, но всё ещё молодые Хэнды со своими семьями сидят за столом, громко говорят, смеются и в шутку подтрунивают друг над другом.

Жемчужиной сегодняшнего дня по случаю своего дня рождения выступает Наньи. Начиная со дня их свадьбы, Лиам каждый год закатывает в её честь самые щедрые праздники. Наньи даже как-то пошутила, что Лиам таким образом пытается соперничать с Илхамом в щедрости. Но думаю, всё дело было в неисчерпаемой благодарности, которая зарождалась в сердце Лиама, стоило только Наньи посмотреть на мужа полным восхищения взглядом. С их первой встречи у костра Лалобы и до этого дня я ни разу не заметила, чтобы Наньи посмотрела на него как-то по-другому.

Сидр льётся рекой, за окном моросит частый холодный осенний дождь. Сэм подносит Наньи подарок.

— Опять книга? Слушай писарь, у меня дома уже ни один шкаф не выдерживает твоих даров моей жене! — С возмущением восклицает Лиам.

— Ну хвааатит тебе, милый! Спасибо, Сэм, книга — самый лууучший подарок.

— Как это книга!? — возмущается Андрэ, — Шарлотта заставила меня проторчать три часа в магазине тканей!

— И мне ооочень понравился результат! У меня ещё нииикогда не было такого изысканного шёлка. Лиам заказааал для меня пошить из него новый костюм для танцев.

— Нет, ну это ни в какие ворота! Я значит пол дня выбираю из двадцати оттенков черного, «тот самый, который понравится Наньи», а Лиаму достаются танцы?

Шарлотт толкает его локтем в бок. Все заливаются смехом. Рикон тоже здесь. Он и Лиам — единственные из Хэндов, ставшие многодетными родителями. Правда, Рикона можно чаще застать за игрой в мяч и стрельбу из лука, так как Дэвия даровала ему троих сыновей. Лиам же в это время мастерски проводит чаепития с куколками и тремя дочерьми. Вот и сейчас Рикон скачет по всему залу, выступая в роли «лошадки» для младшего из своих сыновей. Вскоре окончательно темнеет. Слуга, вошедший в зал, передаёт Наньи письмо. Она, тут же вскрывая его, растягивает губы в улыбке и, повернувшись ко мне, произносит:

— Тебе свой поклооон шлёт господин Илхааам, — я ухмыляюсь, а Наньи, протягивая ко мне бумажный сверток, продолжает, — а это тебе от Далии. Она говорит, что Мая ужааасно скучает по твоеей «грациооозности» и просит передааать тебе это.

Я принимаю подарок и поначалу пытаюсь отложить его в сторону, но любопытные Хэнды дружным гомоном просят вскрыть сверток сию же минуту. Я аккуратно провожу ножом по краю бумаги, и мне на колени падает тончайших ворох лиловой ткани. Я опасливо разворачиваю материю и вижу, что передо мной лежит расшитый серебряными колокольчиками костюм для пустынных танцев. Андрэ вытягивает голову и с расстановкой и высшей степенью профессионализма произносит:

— О, это же тончайший шёлк Марьянм! Мы с Шарлоттой видели что-то похожее в лавке, но даже для членов совета цены слишком! Кстати, об этом, Арэя, ты слишком мало платишь своим Хэндам!

Я закатываю глаза и в шутку отвечаю:

— Именно поэтому я никогда не позволю тебе хоть одним шажком переступить порог турийской сокровищницы.

Няни уводят детей по их спальням. Беседы за столом становятся спокойнее, сытость и сидр размаривают оставшихся. Постепенно зал пустеет.

Я прохожу мимо высокого посудного шкафа, в котором выставлены пёстрые чашки, тарелки, и останавливаюсь у окна. Открывая его, впускаю в комнату прохладу и запах дождя. Вдалеке виднеется порт и слышится звук взыгравшей морской пены, которая обрушивается на камень. Последними из зала уходят Лиам и Наньи. Возле дверей возникает заминка. Наньи, недвусмысленно подмигивая и качая головой в мою сторону, произносит:

— Милый, маленькая Далия что-то была каприиизной весь вечер, пойду посмотрю, как она.

Лиам подходит и смотрит в окно вместе со мной. За прошедшие годы он возмужал и отрастил короткую бороду.

— Лиам, я никогда не говорила тебе. Но мне уже очень давно хочется сказать тебе: «Спасибо».

— За то, что снял с тебя всю рутину по внешней торговле?

— Нет, — улыбнулась я, — за то, что остался с Турией несмотря ни на что. Люди не признали бы меня как Правительницу Турии сразу же. Для этого потребовалось время. И всё это время ты был рядом со мной. Без тебя я не смогла бы объединить прежних и юных Хэндов в единый совет. Тем более после того, как…

— Ну, в таком случае, я хочу поблагодарить тебя, что ты не вышла за меня замуж, — отшучиваясь, он перебил меня, потому что даже спустя годы, говорить об отце было не просто.

Я знаю, что он не простил себя за то,