Она протянула ему раскрытую ладонь. Крейн вынул из кармана осколки и вложил ей в ладонь. Он смотрел на ее грубую кожу. Она сжала осколки в кулаке и стала растирать их.

– А теперь смотри, капитан Крейн.

Она раскрыла ладонь, стекла не было. Осталось лишь немного красной пыли, похожей на высохшую грязь. Женщина подняла руку, и ветер заиграл над стеклянной пылью.

– Ты смотри, милок, смотри, – пропела она. И вдруг сдула порошок с руки в сторону Крейна.

Он мгновенно вскинул руку, защищая лицо. Стекляная пыль заплясала вокруг него, отскакивая от кожи и вновь кружась, меняя цвет и форму, образуя нечто черное и крылатое. Оно кружило теперь над его головой, хлопая крыльями и каркая. Рукою в кожаной перчатке Крейн попробовал отбросить неведомую тварь.

– Пусть ее, капитан Крейн, птица не причинит тебе вреда. Она реальна лишь настолько, насколько ты хочешь ее вообразить, – проговорила женщина.

Крейн перестал молотить кулаком воздух. Птица взлетала все выше и выше, то взмывая, то опускаясь вместе в порывами ветра, гулявшего над пустошью.

– Во имя какого бога ты проделываешь все эти штуки? – спросил он женщину. – Зачем так мучишь меня?

– Ты сам мучишь себя, Джекоб. Ты никогда не доволен тем, что имеешь, или тем, кто ты есть. Твое сердце не ведает покоя, ты человек, у которого нет друзей. Тебе никогда не понять слова «любовь», но все же есть в тебе зернышко надежды, крошечное горчичное зернышко, которое только и ждет, чтобы прорасти. – Она потрепала его по плечу. – И делать тебе нужно только одно: учиться. Ступай на перекресток Рудда на скале Ригг, и ты увидишь свое будущее.

– Какой демон сидит в тебе? Мне следовало бы разрубить тебя прямо здесь и сейчас за колдовство.

– Ничего хорошего из этого не получится, Джекоб Крейн. Просто явится кто-то другой, потом еще и еще другие. Взгляни на небо – или не видишь, что скоро время наступит? В мире кое-что происходит. Силы зла перестанут пугать, люди вернутся к этому деревцу, чтобы найти силы в самих себе. – Женщина опять запела, зовя свою дочь.

– Зачем говорить загадками? Скажи мне, кто твой хозяин! – потребовал Крейн и уже вскинул руку, готовый ударить женщину.

Но ее не было. Он огляделся, но нигде ее не увидел. В огромной Белой Пустоши он стоял один. Потом он вновь услышал ее голос из-за той груды камней возле ее священного дерева; голос по-прежнему звал дочь вернуться. Он кинулся туда и бросил взгляд на тропинку, что спускалась от Белой Пустоши к скале Ригг. Вдали он увидел женщину, бредущую между камней; ее шаль и длинные рыжие волосы развевал ветер. Вокруг нее вилась черная ворона, то припадая к земле, то взвиваясь в небо с каждой нотой ее песни; наконец он потерял ее из виду – она скрылась за кустами рябины, отмечавшей границу Уор-Дайка.

Капитан Фаррел не любил, когда на него кричали. Он был человек военный, обязанный исполнять приказы, предпочтительно свои собственные. За это утро он получил столько оскорблений от Демьюрела, что уже не мог их переварить, и наконец вышел из себя.

– Полагаю, вы считаете, что я полный профан, викарий, однако же я свое дело знаю, и вам менее всего требуется поучать меня, как поймать такого негодяя, как Джекоб Крейн. В конце концов, разве не я чуть не прикончил его в лесу прошлой ночью?

– Да, – отозвался Демьюрел. – Я видел царапину на его физиономии.

– Царапину? Да он был уже полумертв, когда я расправился с ним! – возмутился Фаррел.

– Что ж, если такого человека можно счесть полумертвым, тогда всем нам есть на что надеяться. Да он живее вас и меня, вместе взятых. И мне это не слишком нравится. Я хорошо заплатил вам, чтобы вы его убили, однако вы не выполнили свою работу. А теперь скажите мне только одно: вы намерены ее выполнить в ближайшее время или мне следует поручить ее кому-либо другому? – взорвался Демьюрел, стукнув кулаком по столу.

– Что за спешка? Такие вещи требуют времени. Как хорошее вино, которое надо смаковать, а не проглатывать залпом, – заявил Фаррел, оскорбленный до глубины души.

– Ждать?! Вы это мне предлагаете? – взвился Демьюрел. – Я не могу больше ждать: он должен быть убит сегодня же ночью, а его посудина взорвана, черт возьми. Каждую неделю, выглянув из окна, я вижу, как она идет на всех парусах в Бейтаун и выгружает свой контрабандный товар… чего там только нет! Или вы не понимаете, что нас – и вас и меня – вышибают из торговли, притом из торговли всем самым ценным?! Ваша обязанность пресечь контрабанду, не допускать, чтобы это жулье распоясалось.

– Тогда я прежде всего должен арестовать себя… и вас, конечно, – сказал Фаррел, полагая, что ответил весьма остроумно.

– Не будьте идиотом. Неужто вас ничему не учат в армии? – Демьюрел умолк и перевел дух. – Мы с вами оба в деле. Это дело – контрабанда, и мы должны покончить с соперниками, – проговорил Демьюрел вне себя от ярости, но Фаррел лишь спокойно стряхнул пылинку со своего ярко-красного мундира и горделиво подкрутил длинные усы.

– Прошу вас, капитан Фаррел, выполните наш уговор. Убейте его. Мне все равно, как вы это сделаете, можете взять его измором, если пожелаете, но я требую: он должен умереть. Сбросьте его со скалы, пусть его растопчет стадо баранов, делайте что хотите, но прошу вас: УБЕЙТЕ ЕГО! – орал Демьюрел так, что Бидл, сидевший за дверью, заткнул уши.

– Я полагал, это могли бы сделать вы сами, викарий. Вы прожужжали мне все уши со своей сверхъестественной властью и магией. Уж верно, у вас имеется подходящий заговор или заклятие, чтобы выполнить это самому? Вы, верно, могли бы вызвать какого-нибудь духа ада, чтобы напугать его до смерти да в ад и отправить? Таким образом мои драгуны могли бы остаться в стороне: кровь на мундире выглядит не слишком приятно, знаете ли. – И Фаррел улыбнулся Демьюрелу.

– Вы… вы фат и денди. Вы просто баба, самодовольный фигляр, не лучше грошовой ведьмы. Мне нужен был человек, чтобы сделать это, и я решил, что вы как раз тот человек. Никто не станет использовать магию ради дела, которое может быть выполнено своими руками. Магия – вещь особенная, прекрасная, восхитительная. Это все равно что создавать изумительные картины. И при этом не тратить краски.

Фаррел посмотрел на Демьюрела, потом перевел взгляд вниз, на море. Корабль Крейна стоял в заливе недалеко от берега. В лучах утреннего солнца это было красивое зрелище.

– Что мне во всем этом? – спросил он. – Я знаю, речь идет о чем-то гораздо большем, чем контрабанда. Так каков же ваш план? – Фаррел вопросительно приподнял бровь.

Фаррел догадывался: Демьюрел затевает нечто от него тщательно скрываемое. Фаррелу вообще не нравилась солдатская служба. Ему не хватало лондонского общества. Здесь, на севере, ему казалось, что его отделяют тысячи километров от всего, что он знал и любил, к чему хотел вернуться как можно скорее. Отец купил ему капитанский чин, чтобы выручить из неудачной любовной истории. Он стал военным временно, лишь затем, чтобы спасти лицо семьи, он собирался скоро вернуться. Но минуло с тех пор девять лет, а он все еще оставался на севере, на этом скалистом мысе, выдающемся в Немецкое море, охотился за контрабандистами, не своим голосом орал приказы и тяжело топал по грязным дорогам от Бейтауна до Уитби. «Нет, – думал он, – такая жизнь не для джентльмена».