Леха тычет пальцем в ткань. Кивнув, я делаю два неслышных шага, берусь за край занавески. Потом мы молча считаем до трех – и я резко отдергиваю ткань, а Леха поворачивает ручку двери и рывком распахивает ее.

От неожиданности я взвизгиваю – Леха за шкирку втаскивает внутрь какого-то типа в куртке, темных очках, бейсболке и натянутом поверх капюшоне. Он валит человека на пол и ловко прижимает его шею коленом.

– Лежать, сука, или стреляю! – орет Леха, упираясь дулом пистолета незнакомцу в висок.

Ответом ему становится придушенный хрип.

На запястьях человека, влезшего в нашу лоджию, – множество плетеных фенечек.

– Андрюха? – спрашиваю я обалдело.

Протягиваю руку и сдергиваю с его головы бейсболку.

– Твою мать! – Леха убирает колено с Андрюхиной шеи, ставит пистолет на предохранитель.

– Мечтаешь меня пристрелить? – скривившись, шипит тот. – Мозги плохо отмываются от обоев.

– Ты что здесь делаешь? – ору я, снимая с него очки. – Тебе жить надоело? Ты почему в Москве?

– Я вам апельсинов принес! – оправдывается, глядя на меня снизу, Андрюха.

Апельсинов! Отлично!

– Ты один? – спрашивает Леха, выглядывая через приоткрытую дверь на улицу.

– Да один, один. Не переживайте! Вот! – Андрюха затаскивает из лоджии набитый доверху рюкзак.

Леха тут же захлопывает дверь и задергивает шторы.

Андрей тем временем уже дернул молнию на рюкзаке – и выкладывает прямо на пол деликатесы. О господи! Апельсины, семга, шоколад, сыр, какое-то печенье. И – ура! – бутылка дорогого виски.

– Я же знаю, что у вас налички не осталось! – говорит Андрей деловым тоном. – Кстати, твоя любимая! – сует он мне под нос баночку красной икры.

– Ты как вообще залез сюда? – спрашиваю я.

– Как? По трубе. То есть сначала влез на козырек подъезда, дальше там штыри какие-то торчали, дотянулся до трубы… А по трубе наверх – это же плевое дело!

С ума сойти! А если бы он сорвался с этой самой трубы?

– Да не переживай ты! – говорит он, видя озабоченное выражение моего лица. В его голубых глазах – веселье и азарт. – Мы так в общагу все время лазаем, опыта предостаточно!

– Подожди, подожди! – останавливает поток продуктов, доставаемых из рюкзака изобилия, Леха. Он берет Андрея за плечо. – Объясни, пожалуйста, зачем ты так рисковал? Ты думаешь, тебя никто не узнает в этом капюшоне? Нашелся, блин, Джеймс Бонд, мастер перевоплощения! Ты понимаешь, что ты наделал? Засветился сам, засветил нашу квартиру– и все ради того, чтобы принести девушке банку ее любимой красной икры?

– Девушка того стоит! – продолжает веселиться Андрюха.

– Хватит ерничать! – выходит из себя Леха.

– Да что ты на меня орешь? – возмущается Андрей. – До вас же не дозвонишься, не докричишься! Хоть кирпичом в окно кидай – результата ноль!

Так вот кто звонил сюда на домашний номер!

– Да потому что мы договорились не высовываться и не общаться, пока Вадик все не выяснит! – кричит Леха.

– Да, Андрей! – встреваю я. – За еду спасибо, но она не стоит того, чтобы ты так рисковал! Тебе же могли голову оторвать!

– Да кому я нужен, голову мне отрывать? – кричит Андрей.

– Людям Аркадьева! – кричу я. – Забыл?

Я вдруг понимаю, что мы, как три идиота, сидим на кухне на полу вокруг кучи еды и орем друг на друга. Отделение для душевнобольных.

– Стойте! Стойте! – хватает нас за руки Андрей. – Подождите! Дело не в икре! И не в апельсинах. Дело в том, что у меня для вас очень важная информация!

– Какая информация? – сухо интересуется Леха.

Андрей снимает с себя куртку, усаживается удобнее на полу, с заговорщическим видом берет из пакета один апельсин.

– Дело в том, дорогие мои, – произносит он тихо, перекидывая апельсин из одной руки в другую, – что Артем Савельев жив!

– Я не знал, чем себя занять, мне было реально скучно торчать у Володькиной тетки, я не знал, что с вами, что вообще в Москве происходит, – тараторит Андрей. – И я… я реально соскучился! – бросает он на меня быстрый взгляд. – В общем, я плюнул на всю эту конспирацию, сел на скутер и прикатил сюда. Я в Москве уже третий день. Хожу постоянно в темных очках, как крот, и в капюшоне. Даже ночью. Свихнуться можно! – Андрей хмыкает, потом видит наши лица и продолжает свою скороговорку. – Так вот! Все эти три дня я торчал у офиса «Норд-Вест-Банка».

Леха присвистывает.

– Мне было интересно, что там вообще происходит, как у них дела без самого главного дяди, может быть, я хотел увидеть Аркадьева, понять, чем он занят, какое у него настроение… – оправдывается Андрей. – Ну, в общем, что без толку, как тараканы по щелям, сидеть? Так можно всю жизнь прятаться!

– Мы вообще-то хотели уехать за границу на время, – говорит Леха.

– Не надо никуда ехать! Савельев жив, а значит, нам ничего не угрожает! – тормошит его Андрей.

– Откуда ты знаешь, что он жив? – спрашиваю я. – Факты где?

– Факты я видел вот этими глазами! – театрально тычет себя двумя пальцами в глазницы Андрей. – Напротив их офиса есть замечательная кафешка. Я там устроил себе резиденцию. Вон, полные карманы карт со скидками. Так вот! Два дня возле офиса вертелась какая-то мелочь: клиенты, видимо, партнеры… Не знаю. А сегодня утром, вернее, ближе к полудню, я сижу себе, пью кофе, смотрю на улицу и вдруг меня просто током ударило – к офису подруливает савельевский «бентли»! Прикиньте! А за ним – «мерседес» с охраной. Каково?

– «Бентли» еще ничего не значит! – парирует Леха. – Подумаешь, «бентли»! Машина наверняка на балансе банка, на ней теперь исполняющий обязанности генерального директора ездит, или кто у них там рулит ситуацией после Савельева.

– Да нет! Нет же! – машет руками Андрей. – Дослушай до конца! Я, когда машины увидел, бросил все, выскочил на улицу, подошел как можно ближе… Ну там ларек рядом, с газетами, я типа журнал хотел купить. Так вот! Из «Бентли» вышел сам Артем Савельев! Живой и здоровый! Целый и невредимый. И пошел себе в банк! И охрана за ним! А водила Савельева, тот самый мужик с усами, остался сидеть в тачке. Вот так!

– Не может быть! – говорю я. – Не может быть…

У меня странное ощущение, что все, что происходит сейчас, – это просто мой пьяный бред. Влезший по трубе Андрей. Его рассказы про Савельева. Гора апельсиновой кожуры, которую мы складываем посередине, на полу, ровной горкой. А что, если я наконец-то допилась до белой горячки?

– Может! – говорит Андрей и отправляет в рот последний ломтик последнего апельсина. – Савельев жив, и нам надо понять, что происходит и что делать дальше.