Этертон, мигом оценив угрозу, наклонился на крыло и пошел под довольно острым углом вниз, по направлению к дирижаблям, рассчитывая на мощность двигателей, чтобы оторваться.

— Я Дог-4, отрезал ему крыло, но кто-то все-таки должен снять ублюдка с моего хвоста!

Вращаясь как два соосных пропеллера, они с ревом разрезаемого винтами и крыльями воздуха проскочили насквозь какой-то очень плотный клубок самолетов, перечеркнутый дымным следом. Серебров не был уверен — кажется, слева мелькнул И-165 Алехина. Все его внимание было сконцентрировано на крутящемся хвосте «уиндспаута». Скосил глаза на приборы — стрелка спидометра бойко шла к отметке 7. Британец метнулся влево, потом выкрутился вправо— наемник не отставал. Серебров чувствовал, что его захватывает яростный азарт, но мысли были на удивление четкие, быстрые, невесомые:

«Что он хочет сделать? Гонка у кого крылья отвалятся раньше? Здесь высота, здесь еще можно… Спокойно. Спокойно.»

На дирижаблях заметили идущие на них самолеты и развернули почти все оборонительные пулеметы в их сторону. Вокруг засвистели желтые, красные и сиреневые светляки и как сухая трава выросли дымные серые трассеры.

«Что творит, что творит, ах, сукин ты сын, в «бутерброд» меня загнал…».

План британца стал ясен — оторваться, проскочив между цеппелинами так, чтобы большинство огня доставалось идущему за ним Сереброву. Через ручку пошла легкая вибрация, стрелка начала закрывать цифру 8. Обернулся. Ведомый «уиндспаут» крутился где-то метров за триста до него, озаряемый пламенем своих четырех пулеметов, и пытался всадить очередь в самолет наемника, но по неумению ничего, кроме напрасной траты патронов, не мог сделать.

Нарезали еще одну скоростную змейку, неширокую — поток сжал рули и элероны, самолеты засели в нем как в густой смазке. Ситуация не поменялась. Силуэт тяжелого истребителя замер и превратился в узкую полосу, он нацелился на щель между дирижаблями. Серебров не мог сделать того же, имея за спиной его ведомого, но он не мог и бросить британца. Впрочем, на воздушных судах похоже, разобрались, что к чему и огонь сконцентрировался на преследующем его «уиндспауте».

— Я Альфа-4, он горит…

Неизвестно, швейцарская или немецкая очередь достала неизвестного Алана. Был хлопок, отчетливо слышный даже в кабине, ведомый «уиндспаут» внезапно мотнулся в сторону, из его левого двигателя вырвался колоссальный факел пламени и черного дыма, набегающий поток ворвался в пробоины и растерзал сперва одно, затем другое крыло. Огрызок самолета, пылающая кочерыжка от которой еще и оторвало хвост, беспорядочно вращаясь, камнем пошел вниз.

Они проскочили между воздушными кораблями как две молнии, серо-зеленая и серо-серая, только на секунду тело, а не слух, почувствовало рев многочисленных винтов. Вдогонку им выплеснулось несколько дымных вееров. Британец начал выравниваться — скорость становилась опасной. Он не будет маневрировать на выходе и это шанс.

Серебров крутанул колесико вертикального триммера и, упершись ногами в педали, плавно потянул ручку на себя, чувствуя, как растет на ней нагрузка, как текут вниз щеки и против воли закрываются глаза. Пневматический комбинезон давал какое-то преимущество, позволяя сохранить ясность мыслей и ощущений, но перегрузка все равно навалилась как мешок с песком. Он плавно, равномерно, напрягая мышцы живота и дыша ударами, тянул и тянул ручку на себя, чувствуя, как подступает серая тошнотная пелена. Но вот стрелка вариометра сменила гнев на милость и потихонечку поползла вверх. Вернул триммер на место. Этертон выровнялся и пошел в ввверх, стремясь реализовать набранную скорость и преимущество сверхмощных двигателей «уиндспаута», чтобы переиграть настырного преследователя на вертикалях. Летнее солнце било в лицо сквозь бронестекло, Серебров набросил на глаза темный щиток. Они сделали две петли безо всякого результата, наемник никак не мог загнать противника в плавающие кольца прицела, хотя выиграл около полусотни метров дистанции.

— Браво-4, где ты?

— Веду бой… — прохрипел Серебров в нижней точке одной из петель.

Все кончилось, как всегда бывает в долгих поединках, по-дурацки — одна из сторон допустила мелкую и фатальную ошибку. Каждая последующая петля выходила у «уиндспаута» чуть медленнее предыдущей, у А.300 тоже — но с меньшей потерей скорости. Когда Этертон в конце концов решил сменить тактику и оторваться на горизонталях, более легкий истребитель подловил его на входе в разворот. Не хватило пары десятых секунды: чуть больше времени и наемник уже не вытащил бы свой нос на удобный для стрельбы угол. Но — не хватило.

Серебров, получив такой щедрый подарок, вдавил гашетку. Сноп желто-белых и малиновых трасс со ста метров изрешетил «уиндспаут», проделав зияющую дыру между правым двигателем и кабиной и выбив несколько кусков плексигласа из фонаря. Из пробитых радиаторов вырвался белый хвост пара и распыленный охлаждающей жидкости, левый двигатель заглох, за ним потянулся черный шлейф, потом вспыхнул бензин и самолет, потеряв управление, свалился в штопор.

Он даже не стал смотреть, откроется ли купол.

Покрутил головой. Насквозь промокший шелк противно лип к разгоряченной шее. Однако тяжело далось. По часам — меньше минуты? Серьезно? Вправо, влево — чисто. Сзади тоже чисто, чуть выше плывут похожие на вату высокие облака.

— Я Браво-4, сбил главного. Одного запишите цеппелинам. Как дела у вас?

За всех ответил Бойингтон. То, как он пытается поймать дыхание, было слышно даже через кодировку:

— Я Дог-4. У нас тут довольно плотный клубок, жонглируем. Будем рады твоему участию.

— Всегда рад подраться. Где от вас цеппелины?

— Чарли-4 он слева… Ммм… мы на их уровне, на восемь часов от них.

— Я Чарли-4, зацепил его, он уходит!

Серебров огляделся и начал понемногу набирать высоту курсом на дирижабли. Кажется, бой выигран. В том, что наемники «причешут» оставшихся пиратов, можно было почти не сомневаться.

— «Винкельрид», «Вагнер», я Браво-4, одиночный самолет. Иду прямо на вас с ваших двух часов. Не продырявьте меня, пожалуйста. Как обстановка на борту?

— Говорит капитан Беккер. Повреждений нет, есть один человек с осколочным ранением. Легкое ранение. Герр Альтерматт? …Да, у нас все в порядке, хотя пришлось отключить шестой двигатель из-за перегрева и разбито остекление в салоне номер один. Пострадали два человека — ранение и зацепило лицо осколками…

Серебров поспел, что называется к шапочному разбору: к его подходу небо перечертил черный спиральный хвост за сбитым «уиндспаутом», а оставшийся «торнадо» бросился наутек, выпустив шасси и белую ракету.

— Надо бы сбить ублюдка… Как только выйдем из-под глушилок я передам координаты немцам, чтобы навели на них штурмовики

— Он сдался, Дог-4. Правила есть правила.

— Я Чарли-4. Знаете, о чем я жалею? Что у нас нет ракетометов, чтобы потопить их цеппелин. Хотя мы все еще можем его раздеть и устроить им веселую недельку дрейфа по ветру.

— Я