Загруженный самолет вел себя заметно инертнее, не так охотно отрывался от земли. Покосился вправо: Голуа уже поднял хвост и шел на основных стойках. Позволил хвосту оторваться от земли, стрелка спидометра показывает все возрастающую скорость. Легкая дрожь — и самолет по пологой линии сам отрывается от земли.

Убрав шасси, сделал спокойный круг над просыпающейся Ходынкой. Голуа шел крылом к крылу, справа.

— Хэлло, ребята, я Дог-4 вижу вас, сейчас пристроюсь…

— Альфа-4 всем 4, в виду Ходынки, но вас пока не вижу, здесь еще пара звеньев…

— Я Дог-4, качаю крыльями, видишь меня?

— Вижу, сейчас подойду…

Слева подошел похожий на серебристую помесь кинжала с рыбой-молот А.37. «Утка» с двойным толкающим пропеллером была отполирована и покрыта бесцветным лаком, по моде Гавайев. Единственными цветными пятнами на ней были черная антибликовая полоса, черные же законцовки крыльев, на левом крыле — узкая гавайская зелено-красно-желтая лента, цветов флага Камеамеа, с тремя белыми цветками-звездами и маленький череп с костями под кабиной.

Сразу за ним «упал» сверху и выровнялся И-165Ф, тускло-серый снизу, блекло-серо-голубой сверху, украшенный вокруг капота полосой в шашечку. Помимо обычных перегоночных 150-литровых под крыльями, под брюхом у него висел как надутая торпеда 450-литровый бак. Из-за этого самолет был похож на воробьиху, вздумавшую высидеть куриные яйца — неизбежная расплата за прожорливый двигатель.

Все четыре самолета выстроились в косую линию, эшелонированную по высоте, и дружно повернули на запад.

Серебров выставил частоты на радиокомпасе, чтобы база треугольника была побольше и задал вектор на Смоленск, а контрольные станции настроил на мощный радиомаяк Стокгольма, Рим и Казань. В звене он выполнял негласную роль штурмана, поскольку не поскупился в свое время на то, чтобы напичкать самолет всякими радиоигрушками. Типично «гавайская» особенность — маленькие самолеты, с навигационным оборудованием, предназначенным для длительных полетов над океаном, с автоматами управления и другими полезными на больших расстояниях приборами.

Звено забралось на 3000 и на установившейся скорости пошло на Смоленск. Поднимающееся сзади солнце подкрашивало облака желто-розовым, внизу, как припудренная утренним туманом, расстилалась покрытая темно-зелеными пятнами земля. Он лениво смотрел по сторонам, изредка поправляя самолет. Лететь было почти что скучно. В наушниках было слышно, как Бойингтон мурлычет себе под нос Aloha Oe. Да-да, скоро и он увидит Гавайи…

Над ними прошли транспортники, пару раз загоралась лампочка ответчика — кто-то большой, оснащенный радаром, интересовался кодами «свой-чужой». Некоторое время шли рядом со скоростным «юнкерсом» с чехословацкими трицветами, пока он не ушел виражом на зюйд-зюйд-вест. На подлете к Можайску обогнали темно-красную с продольной белой полосой сигару пассажирского дирижабля «Венский экспресс» и идущий за ним номерной транспортник с австрийскими треугольниками: маршрут был очень оживленный и, пусть они шли на некотором отдалении от основного «коридора», в воздухе ранним утром уже чувствовалось плотное движение.

— Десна, я Браво-4 и все 4, что там Волга?

— Волга ждет вас, высота 2,7 к западу от Можайска

Не отрывая руки от рукоятки газа, Серебров переключился кольцом на частоту авианосца.

— Волга, я Браво-4 и все 4, как слышите

— Волга слышит вас.

— Проходим по левому крылу Можайск. Прошу дать приводной пеленг.

— Видим вас на экране, 4, даю пеленг на частоте 7. Идем на высоте 2,7 с ветром норд-вест, скорость двести семьдесят.

Серебров повернул ручку приводного пеленгатора на 7 щелчков вправо. Прибор пискнул, помигал, покрутил картушкой и выдал направление.

— Внимание 4, я Браво-4, все за мной, приготовиться к стыковке с авианосцем, снижаемся до 2,7, приготовиться к сбросу малых баков перед стыковкой…

Четверка синхронно легла на курс, который указывал пеленгатор.

— Я Браво-4, как наблюдаете меня, Волга?

— Наблюдаем на экране, вы в тридцати километрах от нас, высота наша, вектор от нас сто семьдесят. Готовы вас принять, раздвигайтесь, переключаем вас на оператора, даем дым…

— Я Браво-4, всем 4 — раздвигаемся, нас готовы принять, ждите оператора.

В наушниках щелкнуло и коротко взвыло — авианосец переключил его на оператора причального узла.

— Я Волга-Браво, как слышите меня, Браво-4?

— Слышу отлично, готов следовать на стыковку

На горизонте показалась черточка, которая в действительности была побольше футбольного поля. За ней тянулся след красного дыма.

— Волга-Браво, вижу ваш дым

— Хорошо, Браво-4, отключаем генераторы. Бросайте баки и готовьтесь к стыковке в «вилку», скорость 250.

Серебров переключил питание на подфюзеляжный бак, отсёк крыльевые и потянул рычаг. Баки, вместе с пилонами, кувыркнулись вниз и стремительно ушли назад, подкинув машину вверх. Компенсировал подъем, обернувшись, увидел, как раскрылись два парашюта в оранжевую полоску: каждый нашедший баки после приземления мог позвонить по написанному на хвостовике бака номеру и сдать их вместе с парашютом в местное отделение Профсоюза за вознаграждение.

Правда, у хозяйственных мужичков некоторым бакам находилось свое применение и многие девки и молодки вокруг аэроузлов ходили в полосатом, зато шелковом белье и в юбках со шнурами, а уж алюминиевую бадью с остатками бензина и подавно можно было пристроить.

Он сбросил газ и постепенно начал снижать скорость, готовясь первым пристыковаться к авианосцу, который по мере приближения рос в размерах, превращаясь в махину из волнистого алюминия, восьмидвигательного летающего мастодонта К-7 с крылом, внутри которого, почти не нагибаясь, ходили люди. Верх воздушного исполина венчала черная с белой полосой тарелка, вроде гриба на ножке-пилоне — антенна, обеспечивающая ему круговой обзор всего, что творится в воздухе на полторы сотни километров.

Тряхнуло — прошел слой потревоженного авианосцем воздуха. 270…270… 260…стрелка ползет влево, 250… 250…

Из крыла самолета-дирижабля выдвинулась мигающая проблесковыми огнями «вилка», вроде той, которую ставят на погрузчики. Серебров начал аккуратно, метр за метром, сближаться. Задача не из легких, пусть и многократно отработанная — «вилка» находилась ниже крыла и была оборудована дефлекторами, которыми управлял оператор стыковки, так, что самолет попадал в конус спокойного воздуха, затягивающий и держащий до определенной степени внутри себя стыкующегося, как шарик в воздушной струе. Но жизнь пилота полна случайностей. Удар винтом по вилке, ошибка в управлении, секундная невнимательность или высотный шквал могут в несколько сотых долей секунды вызвать несколько десятков смертей.

На этот раз судьба была благосклонна к бревет-капитану, а навыки не подвели. Серебров медленно провел машину к стыковочному узлу, выдерживая правильное направление по прицелу и полосатому кресту на «вилке», а затем аккуратно, по сантиметру, положил самолет крыльями на пневматические подушки. Есть касание. Тут же опустился сверху и надулся гибкий рукав-фиксатор, будто черная ладонь гигантской гориллы захватила самолет, всю «вилку» вместе с истребителем воющая гидравлика подтянула вперед-вверх, ближе к крылу, потом сверху опустились узенькие решетчатые мостки, внутри зажглись зеленые огни.