События последних часов нахлынули на меня, и я осознала, что меня успокаивает Лукас. Алара, Прист и Элль сидели рядом, в туннеле перед камерой Джареда. Элль забилась под вторую руку Лукаса, будто ей было ужасно холодно, а Прист и Алара прислонились к стене и крепко спали.

Где же Димитрий и Габриэль?

– Джаред… – Я вскочила.

Если они с ним что-то сделали…

– С ним все хорошо. – Лукас поймал мою руку. – То есть… с ним все нехорошо. Но в камеру никто не входил, если тебя это беспокоит.

– Ты уверен?

Лукас кивнул, потирая сонные глаза:

– Мы все время были здесь. Не помнишь?

– А эти… кости?

Ужасные кости.

– Их забрали. – Лукас взял свою куртку и набросил мне на плечи. – Ты угрожала Андрасу и умоляла Габриэля и Димитрия выгнать его из тела Джареда. И отказалась уходить оттуда и оставлять Джареда одного, думала, что Димитрий и Габриэль его убьют. Именно поэтому мы и провели ночь здесь.

– Мне жаль…

Я часто повторяла эти слова, но что еще я могла сказать? Как можно извиниться за то, что разрушил чью-то жизнь? Уничтожил чью-то семью? Что можно сказать, когда словами ничего не выразить?

– Не стоит извиняться. – Лукас подтолкнул меня плечом. – Ты здорово напугала Димитрия и Габриэля. И они согласились оставить нас здесь на ночь.

– Надо же, какое доверие.

– Не большое. – Лукас улыбнулся. – Они унесли с собой ключи от камеры.

Камера.

Та, где они обжигают Джареда святой водой?

– Мы не можем допустить, чтобы ему причиняли боль…

Я не собиралась кричать.

Бир вскочил, и Прист резко выпрямился, сдернул с себя наушники:

– Что случилось?

По туннелю разнеслись звуки песни «Bullet with Butterfly Wings» группы «Smashing Pumpkins».

Открыла глаза и Алара. Она выхватила из-за пояса пистолет для пейнтбола:

– Тут кто-то есть?

– Только мы. – Лукас положил ладонь на ствол ее пистолета, заставляя опустить руку.

Элль потерла глаза и потянулась. Ее манера расправлять длинные руки и ноги в небольшом пространстве напомнила мне о ночах, когда она спала рядом со мной в ванной комнате, а меня выворачивало наизнанку после избытка вина.

Почему я не отправила ее домой? Что, если и с ней что-нибудь случится?

Элль провела ладонями по рыжим волосам.

– Что я пропустила? – Она заметила, что я проснулась, перегнулась через колено Лукаса и обняла меня за шею. – Ох, боже мой!.. Я боялась, что нам придется тебя запереть в палате с мягкими стенами.

– Пока нет.

– Да, ты была похожа на львицу-мать. – Элль показала на решетку в конце туннеля. – Я думала, ты разорвешь франкмасонов в клочья!

– Они иллюминаты, – уточнила я и тоже ее обняла.

– Какая разница? – Элль отодвинулась и небрежно отмахнулась. – Тот, с демоническим хлыстиком, нуждается в уроке хорошего тона.

Мы уставились в пол. Никому не хотелось смотреть на дверь подвальной камеры.

Прист повесил наушники на шею:

– И что будем делать?

– Димитрий говорит, что единственный способ изгнать Андраса из тела Джареда – найти кого-нибудь другого, кем он сможет завладеть, – сообщил Лукас. – Но это не гарантирует, что демон уйдет.

Элль нахмурилась:

– Не думаю, что я могла бы с кем-то так поступить.

Алара вернула на место оружие и показала на текст на своей футболке: «ВСЕМИ НЕОБХОДИМЫМИ СРЕДСТВАМИ».

– Это не модная болтовня. Это суть.

Лукас посмотрел вглубь туннеля:

– Не знаю, сколько у нас времени…

– Так перестанем тратить его зря. – Алара повернулась ко мне. – Есть план?

На кону стояла жизнь Джареда, а потому процент допустимых ошибок сводился к нулю – и той же цифрой выражалось число ценных идей в моей голове.

Я прошла в конец туннеля и заставила себя посмотреть на дверь, за которой мой милый был закован в цепи, как дикий зверь.

– Мы спасем его.

Мы с Аларой остались в коридоре у лестницы, что вела вниз, к камере Джареда. Прист, Лукас и Элль отправились на поиски Димитрия и Габриэля.

Мы сидели на полу, перед нами растянулся Бир. Алара не сказала ни слова с тех пор, как мы покинули защитную зону, и без болтовни Элль тишина угнетала.

– Ты ничего не подозревала? – внезапно спросила Алара.

– Что? – Я уставилась на нее.

Алара выдернула нитку, вылезшую из ее брюк.

– О твоей маме.

Прозвучало как обвинение, а не как вопрос.

Не подозревала, что моя мама хранила столько тайн и лгала мне каждый день? Что из-за этих тайн и лжи и ушел папа?

Я припоминала каждую подробность, каждый разговор, каждую улыбку. Мысль, что все эти воспоминания – бесконечный спектакль, убивала меня.

– Нет. – От признания правда стала еще болезненнее. – Когда папа ушел, он оставил маме записку. И меня упомянул.

Я не могла заставить себя пересказать Аларе письмо.

– Прости. Я не знала. – Голос Алары смягчился, она стала похожей на ту девушку, которая повесила мне на шею защитный амулет.

– Может, я и не член Легиона, но я и не иллюминат, Алара! Я та же, какой была несколько дней назад.

Только несчастная, сломленная и одинокая.

Алара откликнулась не сразу.

– В историях, которые рассказывала мне бабушка, иллюминаты всегда были плохими парнями. А Легион существовал для того, чтобы остановить их. – Алара замялась. – А теперь Димитрий говорит, что это Орден Просвещенных виноват во всех сомнительных инцидентах со времен, когда дед Приста учился в Йеле. И вдруг оказывается, что твоя мама была одной из них. Я лишь пытаюсь разобраться.

Если уж Алара – самая уверенная из легионеров – сомневалась, то что чувствовали Лукас и Прист? Я не знала, как вести беседу и не вернуться к тому факту, что моя мама была членом ордена иллюминатов и Ордена Просвещенных… и шпионкой.

Димитрий раскурил очередную черную сигарету и загасил спичку.

Элль сделала вид, что кашляет:

– А ты знаешь, что пассивное курение так же опасно, как настоящее?

Мы были уже не в тюремном подвале. Габриэль и Димитрий устроили небольшую экскурсию по тайному дому – огромному фантастическому сооружению с блестящими металлическими стенами и белыми потолками, спрятанному за унылым фасадом заброшенного склада.

Теперь мы сидели в комнате в окружении стеклянных досок вроде школьных, исписанных символами и математическими формулами, и Димитрий с Габриэлем излагали нам теорию относительности в том виде, как ее понимали иллюминаты.