— Он помогает хозяевам, понимаешь? — Я тряс ее за плечо. — Он приманка, на которую солдаты поймают Проберта. Все это подстроено. С ним не случится ничего дурного.

Мать выпрямилась. Такая маленькая и старая, словно с толпой «быков» пришли и ушли десять лет ее жизни.

— А ты еще глупее, чем я думала, — сказала она. — Не такой он человек, чтобы помогать англичанам ставить ловушку для уэльсцев, даже если это «шотландские быки». Он сказал так, чтобы уберечь тебя. — Она нагнулась, подняла мою союзную карточку и разорвала ее в клочки. — Джетро, — сказала она, — беги к мистеру Райсу Дженкинсу и попроси, чтобы он пришел сюда, собрав всех, кого сможет. Йестин, — она опять повернулась ко мне, — сходи за мистером Трахерном, а потом найди отца и раздели с ним то, что он терпит. Мы будем охранять дом, чтобы тебе было куда вернуться с чистой совестью.

И я побежал, гонимый мыслью о позоре.

Я кинулся в Речной ряд, единым духом выпалил все Томосу и побежал на гору — меня все время жгла мысль, что я дал увести отца, даже пальцем не шевельнув, чтобы помочь ему. Начал накрапывать дождь, надвигалась непроглядная ночь, ветер кусал по-зимнему, и в волглом лунном свете Койти казалась голубой и туманной. Дождь припустил сильней, он ослеплял меня, стоило выйти на открытое место, волнами проносился над вереском. Тут меня охватило безумие, и я опрометью кинулся вниз по склону. Около получаса я рыскал там, прежде чем заметил три факела, дымившиеся в дождевых струях, а потом еще четыре — они двигались к далекому Нантигло, поднимаясь и опускаясь в руках людей. И три ярких, ровно горящих факела, расположенные треугольником, — я понял, что толпа исполнила свой приговор. В долине кустарник рос особенно густо, и я ломился напрямик через чащу терновника и ежевики к трем огненным точкам. В воздухе висел запах горелого дерева, а потом, когда я был уже совсем рядом, к нему примешалась едкая вонь плавящегося дегтя. Я пробивался через кусты, отбрасывая руками ветки, — туда, к дальней поляне, залитой багровым светом. Со всхлипом втягивая воздух в усталые легкие, я добежал до поляны и вдруг увидел перед собой четкий силуэт человека. Когда он повернулся ко мне, я разглядел линию подбородка и разворот плеч. Собрав остаток сил, я ударил по этому подбородку снизу — и мою руку до локтя пронизала боль, когда кулак попал в цель. Он зашатался и начал валиться на бок, но я придержал его левой рукой и сшиб на землю правой. Он ахнул и замер, а я, споткнувшись о его неподвижное тело, выскочил на поляну.

Они резали ремни, связывавшие моего отца. Райс Дженкинс и братья Хоуэллсы стояли около него на коленях, и руки у них были в крови. Рядом, задрав подбородок, лежал Мо Дженкинс, и его грудь судорожно вздымалась, как у умирающего. Я нагнулся к отцу.

— Лучше поздно, чем никогда, — ядовито сказал Большой Райс. — Всегда, что ли, твои друзья должны будут драться вместо тебя?

Отец лежал так, как его оставили «быки»: лицом вниз, раскинув руки и ноги, хотя ремни, притягивавшие их к вбитым в землю кольям, были уже перерезаны.

Он был гол по пояс — окровавленные лохмотья рубахи сползли на штаны. Кожа на спине была содрана от лопаток до бедер, на обнажившемся мясе вздувались рубцы толщиной в палец.

— Отец, — позвал я.

Нет, это был не мой отец. У этого — щелочки заплывших глаз, разорванный рот, лицо, превращенное в кровавое месиво башмаками толпы.

Я заплакал.

Рядом со мной в мокрой траве зашевелились ноги Большого Райса.

— Не трогай его, — сказал он. — Лицо — это ничего, бывает и хуже. Мне сколько раз в лепешку разбивали рожу башмаками на гвоздях… а вот мясо ему спустили до костей.

— Они не кнутами били, — сказал Оуэн Хоуэллс. — Ивовыми палками, скоты. Его двое обрабатывали, а Проберт просто зубами скрипел, что он ни разу не застонал.

— И он так и не записался в союз, — добавил Грифф и посмотрел на меня. — А ты-то где прятался, парень?

Я рассказал им о солдатах.

— Ты что, совсем рехнулся? — спросил Райс. — Ему просто нужно было спасти имущество, да и не к чему двум работникам ложиться под кнут, а потом валяться без дела, когда можно обойтись одним. В этом даже Проберт разберется. — Вдруг он ухмыльнулся. — А ты еще получишь свое за карточку союза. Тут уж тебе не отвертеться.

— А он знал, — сказал я. — Он все время знал, что я состою в союзе. — Я поднялся на ноги. — Что это с Мо?

— Получил камнем по башке, ничего страшного, — сказал Райс. — Мы как раз выходили из кабака в Овечьем ряду, когда услышали их рев. Вот мы с Мо и пошли сюда вслед за «быками». Оуэн и Грифф явились еще раньше, но «быки» их сцапали и заставили смотреть порку. Мо было сшиб Проберта, да только схлопотал камнем по затылку. Эти сволочи мастера бить сзади.

— Мо вроде бы очухался, — сказал Оуэн, нагибаясь над ним.

— И то дело, — отозвался Райс, не двигаясь с места. — Встряхни-ка его хорошенько, чтобы поменьше разлеживался.

И тут заговорил отец. Кровь на его губах запенилась.

— Йестин?

— Это я, отец.

— Убери эту куртку, пусть дождь промоет мне спину. Не пойду же я домой в таком виде. — Он вцепился руками в траву и уткнул в нее лицо.

Я снял мою куртку с его спины и смотрел, как дождь смывает кровь.

— Вот это прохлада, — сказал он. — Черт, вот это прохлада.

— Слушай, Хайвел, — донесся из темноты голос Райса, — ты уже можешь соображать?

— Могу, Райс, — ответил отец.

— Ну, ты лежи спокойно и слушай меня. Здесь вот валяется мой сынок. Получил по башке здоровенным камнем. Только родич великого Дая Беньона Чемпиона может вскрыть ему мозги и остаться после этого в живых.

— В первый раз слышу, что у кого-то в семействе Дженкинсов обнаружились мозги, — сказал мой отец, выдирая траву с корнем. — Ты скажи ему, чтобы он их поберег: ведь в следующую пятницу Молот Дэниэлс в Кармартене его под орех разделает.

— Значит, готов, Хайвел?

— Готов, парень, — ответил отец.

— А ну, вставайте, калеки! — крикнул Райс. — Пора по домам. Живей, живей, Мо, пошевеливайся! — И он стукнул беднягу Мо в челюсть, чтобы тот стоял прямее. — Быстрей по домам, не то женщинам придется возиться еще и с простудами, а не только с разбитыми головами и ободранными спинами. Да и мне не мешает растереть руки постным маслом — они совсем одеревенели от гостинцев, которые я роздал этой сволочи.

— С матерью и Эдвиной ничего не случилось, Йестин? — спросил отец.

— Ничего, — ответил я.

— Мебель цела?

— Да, отец.

— Вот и хорошо, сынок. — Он перекатился на бок. — А теперь помоги мне встать и побереги мою бедную спину.

— Вот что, отец, я сбегаю за тележкой Снелла, и мы доставим тебя туда в лучшем виде…

— К черту тележку Снелла! — сказал Райс, подходя к нам. — Кто же возвращается с порки в тележке? Он отличнейшим манером доедет на моей спине.