Пройдя под огнем батарей между неприятельским флотом и берегом, Ушаков, бывший на ветре, стремительно атаковал турок. Не имея времени поднять якоря, неприятельские суда рубили канаты и, при довольно сильном ветре, в беспорядке вступая под паруса, сталкивались между собой и ломали рангоут. Торопясь удалиться под ветер, турки, после нескольких неудачных попыток, успели построиться в линию баталии на левый галс. Ушаков, преследовавший их в трех колоннах, построил флот в линию баталии на тот же галс и, сомкнув дистанции, атаковал неприятеля. Корабль Рождество Христово, под флагом Ушакова, подойдя на расстояние полукабельтового к носу корабля алжирского флагмана Саид—Али, сбил у него фор–стеньгу и грот–марса–рей и нанес такие повреждения, что заставил его отступить за другие корабли. Жестокий бой, продолжавшийся долее трех часов, окончился полным поражением турок. Бежавшие в беспорядке, на фордевинд, страшно избитые неприятельские корабли опять прикрыла спасительная для побежденных ночь, и стихнувший ветер дал возможность исправить более опасные повреждения. Но несмотря на это, на пути в Босфор, при скрепчавшем ветре, некоторые наиболее пострадавшие в битве суда пошли ко дну, а другие принуждены были укрыться у берегов Румелии и Анатолии. Одна только Алжирская эскадра добралась до Босфора, и когда разбитый Ушаковым флагманский корабль, имевший более 450 человек убитыми и ранеными, среди ночи стал тонуть, то, требуя помощи пушечными выстрелами, он страшно встревожил султана и всю столицу. Печальное положение возвратившихся судов ясно указывало, каков был исход битвы. Панический страх, охвативший жителей Константинополя, увеличился еще распространившимся слухом о скором появлении в Босфоре «Ушак–паши», как турки называли Ушакова. Славная победа при Калиакрии стоила нам только 17 человек убитых и 27 раненых; а повреждения, полученные судами, оказались до того незначительными, что были исправлены в течение трех суток.

Между тем, победы нашей армии на Дунае, взятие штурмом крепости Анапы и занятие Суджук—Кале (нынешнего Новороссийска) генералом Гудовичем заставили турок приступить к заключению мира, предварительные условия которого были подписаны князем Репниным и великим визирем 31 июля, в день сражения при Калиакрии. Если Порта до сих пор все еще колебалась при выборе между миром и войной, то победа Ушакова, угрожавшая безопасности самой столицы, заставила турок убедиться в необходимости скорейшего заключения мира.

Ясский мирный договор

По мирному трактату, заключенному в Яссах 29 декабря 1791 года, восстанавливался в полной силе трактат Кучук—Кайнарджский, с последующими его разъяснениями и дополнениями. Границей нашей с Кавказом осталась река Кубань, а с Европейской Турцией – Днестр. В числе прочих статей выговорены различные обеспечения и льготы для княжеств Молдавии и Валахии, оставляемых во владении Турции, и обеспечивалось спокойствие и безопасность находящихся под покровительством России владений царя карталинского и кахетинского.

Общая обстановка

Враждебные нам государства, следившие с завистью и опасением за быстрым политическим возвышением России и расширением ее владений, успев возбудить войну с Турцией, считали лучшим средством, для большего ослабления России, вовлечь ее одновременно в войну со Швецией. Для осуществления этого намерения удобным орудием был шведский король Густав III, мечтавший о возможности возвращения провинций, завоеванных Петром I, и при пылком; характере и уверенности в своих военных способностях готовый на всякое рискованное дело.

Зная, что все внимание русского правительства обращено на войну с Турцией, отвлекавшую наши военные силы к южным пределам государства, Густав, при бессилии нашем на севере, был совершенно уверен в невозможности сопротивления замышляемому им неожиданному нападению. Но так как по существующей в Швеции конституции король без согласия сейма не имел права начинать войны, за исключением случая защиты государства от неприятельского нападения, то для придания, в глазах шведов, законности замышляемой войне с Россией Густав всеми мерами старался вызвать русских на первое враждебное действие. Однакоже наша сдержанность заставила его, не дожидаясь объявления войны, в июне 1788 года приступить к осаде принадлежавшей нам финляндской крепости Нейшлота и, введя сильный флот в Финский залив, захватить наши два фрегата, бывшие в крейсерстве. По совершенно несправедливому предлогу приказав нашему послу выехать из Стокгольма, король 1 июля обратился к Екатерине II с самыми странными требованиями, в числе которых было: возвращение Швеции принадлежавшей нам части Финляндии по Систербек, возвращение Турции полуострова Крыма, заключение мира с Турцией при посредстве Швеции и немедленное разоружение Балтийского флота.

Новая война застала нас, действительно, врасплох: на финляндской границе почти не было войск, кроме крепостных гарнизонов, а морская деятельность направлена была, главным образом, на спешное приготовление Архипелагской эскадры Грейга. Между тем, боевая готовность сухопутных и морских сил неприятеля и близость его к пределам России возбуждали сильное опасение и за самую столицу, также вовсе не готовую к защите. Закипевшая деятельность соответствовала опасности. Все бывшие поблизости войска двинули в Финляндию, торопясь пополнять их вновь набираемыми рекрутами. Из церковников и праздношатающихся в столице людей сформировали два батальона, а из ямщиков – казачий полк. Армии, составленной из таких разнообразных элементов и едва доведенной до 14 тысяч человек, предстояло бороться с 36 тысячами хорошо обученного регулярного неприятельского войска, предводимого смелым и энергичным королем. Но дух, которым проникнуты были наши войска, ясно выразился при первом столкновении с неприятелем: комендант неожиданно осажденного Нейшлота, безрукий ветеран, майор Кузмин, на требование короля о сдаче крепости отвечал: «Я без руки, не могу отворить ворота; пусть его величество сам потрудится». И ворота крепости в продолжение всей войны остались затворенными для шведов.

Из эскадры Грейга, почти готовой к выходу в море, в Кронштадте находилось 15 кораблей, 6 фрегатов и 2 бомбардирских судна. Входившие в состав ее три стопушечные корабля и фрегат, по трудности проводки через Зунд глубокосидящих кораблей, отправлены были прежде в Копенгаген, под начальством вице–адмирала Виллима Петровича Фондезина. С этим отрядом пошли также транспорты, нагруженные пушками и другими предметами, назначенными для построенных в Архангельске 5 кораблей и 2 фрегатов, шедших в Копенгаген под начальством контр–адмирала Повалишина на соединение с эскадрой Грейга.

По случаю войны со шведами отправление эскадры в Архипелаг, разумеется, не состоялось, и для действия против неприятеля самым спешным образом готовили еще 5 кораблей и 2 фрегата, предназначавшиеся прежде для практического плавания в Балтике. Этот отряд, под начальством контр–адмирала Мартына Петровича Фондезина, вошел в состав флота, порученного в команду Грейга.

Гогландское сражение

По выходе из гавани Грейг со своей эскадрой перешел к Красной горке, поджидая там отставший в приготовлении к походу отряд Мартына Фондезина и, практикуя команду в действии артиллерии и управлении парусами, он только через неделю мог отправиться на поиски неприятеля. Флоты встретились 6 июля по западную сторону Гогланда, между островком Стеншхер и мелью Калбодегрунд. У Грейга было 17 кораблей, из которых 5 наскоро вооруженных и не имеющих полного комплекта команды, составленной большею частью из вновь набранных неопытных матросов. Шведский же флот, бывший под начальством брата короля генерал–адмирала герцога Зюдерманландского, состоял из 17 кораблей и 7 больших фрегатов с артиллерией, по калибру равной корабельной. Кроме своевременного вполне исправного снаряжения судов, шведы имели около полутора месяца времени для практического обучения своих экипажей.