Один циник сказал, что в природе существует всего лишь четырнадцать групп, к которым можно отнести любые предметы от кристаллов до яблок, но на вершине каждой группы наверняка обнаружится Лалли Лонгбридж. Но это был бы слишком простой ответ. Хотя еще будучи дебютанткой, Лавиния произвела такой фурор и пользовалась такой популярностью, что все остальные девушки, впервые появившиеся в свете вместе с ней, выглядели безликой серой массой.

Когда Лавиния вышла замуж за Корнуоллиса Лонгбриджа, она вполне могла бы стать одной из богатых молодых жен, но она отказалась от такой роли. Поэтому в эпоху традиционных семейных пар супруга осталась самостоятельной личностью, сохранив свою индивидуальность, а Корни Лонгбридж превратился в одного из ее подданных.

Лалли была миниатюрной и очень красивой, с черными глазами, черными волосами, белоснежной кожей и ярко-красными губами. Но в Нью-Йорке достаточно и других красавиц. Нет, ее влияние основывалось не только на красоте и популярности. Главным козырем Лалли Лонгбридж было ее умение проводить время, наслаждаясь жизнью. А наслаждалась жизнью она только тогда, когда рядом с ней веселились и другие.

Веселость Лалли Лонгбридж с бесчисленных вечеринок двадцатых годов плавно перешла на мрачные и пугающие тридцатые. Состояние ее мужа не пострадало во время краха на бирже, поэтому Лалли очень серьезно относилась к тому, как со всей несерьезностью принимать гостей. Их дом стал тем очагом, у которого мог погреться любой, кто оказывался рядом. Считалось, что у Лалли самый лучший бар в городе, и, разумеется, она знала всех бутлеггеров. Лалли придумала ужин — шведский стол. Еда в ее доме всегда приобретала очарование пикника. Она с таким вкусом подбирала гостей, что ее вечеринки всегда удавались на славу. Лалли приглашала к себе джазовых музыкантов, репортеров, профессиональных боксеров, чечеточников из бродвейских шоу, авторов стихов для модных песенок и даже, как шептались завистливые сплетницы, гангстеров, что придавало вечеринкам только большую остроту. Смех и дружелюбие Лалли объединяли всех приглашенных, создавая великолепное единство.

Иногда, когда веселье было в самом разгаре, Лалли отходила в тень и наблюдала за происходящим с чувством режиссера, следящего за удачной постановкой. Она принимала гостей часто, потому что ее дом существовал ради гостеприимства. Слуг выбирали за их способность обслуживать большое количество людей так же вежливо и быстро, как одну очень важную персону.

Лалли Лонгбридж заказывала платья у Альберто Бьянки еще с того времени, когда была дебютанткой. Она принадлежала к числу тех женщин маленького роста, кто умеет одеваться так, чтобы казаться высокими. Дело в том, что Лалли никогда не считала себя маленькой, просто все остальные казались ей слишком крупными. До прихода Маги в Дом моды ни одна из манекенщиц этого не понимала и не показывала с таким желанием платья, которые, теоретически, могли носить только женщины, на голову выше миссис Лонгбридж.

За те полтора года, что Маги демонстрировала ей одежду, Лалли успела ею заинтересоваться. Миссис Люнель определенно оказалась совсем не такой, какими обычно бывают манекенщицы, но что за загадку хранила эта француженка-вдова, если она ни в какую не соглашалась ничего о себе рассказывать? Любой человек, на которого Лалли обращала свое благосклонное внимание, всегда выкладывал ей о себе все. Скрытность Маги почти оскорбляла миссис Лонгбридж.

Однажды весной 1931 года она удивила Маги, пригласив ее в свой дом на вечеринку.

— Прошу вас, Маги, скажите, что вы придете! После ужина мы устраиваем игру «мусорщик идет на охоту», и победившая команда получит невероятный приз. Будет очень весело!

Маги замялась. Манекенщицы никогда не общались с клиентками вне Дома моды. Их разделяла социальная пропасть, которую признавали обе стороны.

— Не будьте такой консервативной! Я знаю, о чем вы думаете. Это слишком глупо, чтобы даже говорить об этом. Сейчас многие женщины работают. Это не значит, что вам запрещено веселиться.

— Я с удовольствием приду, — серьезно ответила Маги.

Она решила, что просто обязана дать себе поблажку. Последние полтора года были временем суровой дисциплины и тяжелого труда. Больше десяти часов в день она демонстрировала наряды для клиенток Альберто Бьянки, и ей очень редко удавалось отдохнуть дольше десяти минут.

Но именно работа позволяла ей не думать о прошлом и засыпать, едва голова коснется подушки. Лишь изредка сны о Перри будили ее среди ночи, и она тихо плакала. Сны о Мистрале приходили чаще, заставляя ее скрежетать зубами от ярости. Почему ей до сих пор снится мужчина, которого она ненавидит? Маги в гневе задавала себе этот вопрос, пытаясь не думать об оргазме, разбудившем ее. После таких снов она с радостью мчалась на работу, потому что там у нее не оставалось времени для размышлений.

Теперь Маги стала ведущей манекенщицей в Доме моды Бьянки, и остальные девушки смотрели на нее снизу вверх. Даже Патрисии Фолкленд пришлось признать, пусть и про себя, что никто не мог так показать и продать платье, как эта рыжеволосая француженка. В редкие свободные моменты, когда манекенщицы собирались в комнате для переодеваний, девушки часто спрашивали у Маги совета, и она мгновенно одобряла или отвергала все, начиная от новой прически до оттенка чулок. Как-то так выходило, что именно Маги всегда успокаивала или мирила других манекенщиц, выслушивала отчеты о романах и предлагала какие-то решения, продиктованные либо собственным горьким опытом, либо воспоминаниями о том, что ей внушала Пола. Она даже отчитывала тех, кто прибавлял в весе, подсказывала, как лучше подкрасить глаза или губы.

Показы мод в благотворительных целях устраивались в Нью-Йорке очень часто, и Дом моды Бьянки всегда приглашали принять в них участие. И вскоре Маги стали просить о помощи организаторы подобных показов. Она отлично справлялась с манекенщицами, в роли которых в таких случаях выступали нервничавшие с непривычки, неловкие светские дамы, ни разу не ступавшие на подиум.

Благодаря этой дополнительной нагрузке заработок Маги поднялся до пятидесяти долларов в неделю. Правда, ей пришлось взять немного из отложенной заветной суммы, когда она обставляла небольшую квартирку на Шестьдесят третьей улице, которую сняла для своей маленькой семьи.

И все же заработка Маги едва хватало на то, чтобы прокормить Тедди и няню Баттерфилд. Ее собственные расходы свелись к минимуму. Парижские наряды пока оставались модными, так как это были авангардные модели от самых известных кутюрье, и американцам они казались совсем свежими… Да это и не имело большого значения, говорила себе Маги, потому что ей не представлялось случая по-настоящему одеться для выхода.

Когда Маги только начала работать у Бьянки, другие манекенщицы часто приглашали ее в кабачки, где спиртные напитки продавали из-под полы, или в ночные клубы, где всегда оказывалось достаточно молодых мужчин, желающих с ней познакомиться. Но, побывав там несколько раз, Маги стала отказываться от подобных приглашений, и вскоре их поток иссяк. В письмах к Поле она даже не намекнула, что предпочла одиночество. Ее дорогая наставница наверняка не одобрила бы подобный выбор. Но как только рабочий день заканчивался, Маги бежала домой, чтобы поужинать вместе с Тедди и дать отдых усталым ногам.