подбородка одеялом. За окном давно рассвело. Збых приподнялся на локтях и повалился обратно на подушку – так сильно закружилась голова. Поднял руку, ватными пальцами коснулся лица.

– Лежи, не вставай, – послышалось сбоку.

Збых повернул голову. Рядом сидел Жуга.

– Что… со… мной?

– Потом объясню, – буркнул травник, вставая.

Он взял ухват, сдвинул печную заслонку и с головой залез в устье. Вытащил небольшой, накрытый крышкой горшок, поставил его на стол, нацедил из него через тряпочку.

– На, подкрепись, – протянул он дымящуюся кружку.

Збых пригубил и подул, остужая. Отпил глоток. Топлёное молоко с малиной и травами. Он выпил всё и протянул пустую кружку. В горле по-прежнему было сухо.

– Ещё…

– Хватит пока, – рассудительно сказал Жуга, принял кружку и поставил её на стол.

На руке ощущалось что-то жёсткое. Збых поднёс ладонь к лицу. Левое запястье оплетал тройным кольцом давешний ремешок с узелками.

– Что… это?

Жуга перехватил его взгляд и нахмурился.

– Оберег. Так надо. Я тебе потом объясню, а пока не снимай. Нипочём не снимай, слышишь?

Накатила дремота. Веки смыкались сами собой.

– Что… ты… натворил?

Жуга помолчал.

– Зря ты за мной увязался, – наконец неохотно сказал он. – Ну да ладно. После будем думать, что к чему, а пока спи. Как ты себя чувствуешь?

Збых сглотнул.

– Зуб болит.

Жуга вздрогнул и промолчал.

* * *

– Эй! Жузга! Погоди…

Жуга обернулся.

Вниз по улице за травником чуть ли не бегом поспешал какой-то бородач. Догнал, поравнялся и остановился перевести дух.

– Уф… Совсем запыхался! День добрый.

– День добрый, – кивнул в ответ Жуга. – Меня звал, что ли?

– Ага. Я…

– Ну, так меня Жуга зовут, а не Жузга… Чего кричал?

– А, ну извиняй, если обидел ненароком… Ты ведь вроде травник, а?

– Ну, положим.

– Дело у меня к тебе. Ведь раз ты, парень, травник, то и в заговорах разных тоже смыслить должон. Ты ведь не при деньгах сейчас?

– С чего ты взял?

– Слухами земля полнится. Помоги, а? А уж я в долгу не останусь.

Жуга некоторое время не отвечал, разглядывая незнакомца. Это был среднего роста нестарый крестьянин с рыхлым, землистого цвета лицом, одетый в добротный, хоть и не новый полушубок, шапку и сапоги. Не бедняк, но и не очень уж зажиточный, так, серединка на половинку.

– А что стряслось? – спросил Жуга.

Мужик в полушубке замялся. Поскрёб в затылке.

– Да как тебе сказать… В двух словах не обскажешь. Вот что: живу я рядом, пошли ко мне? Посидим, поговорим, а то чего на морозе стоять…

– Как тебя звать?

– Меня-то? Вацлав.

Жуга вздохнул и задумался. Спешить сегодня и впрямь было некуда.

– Что ж, пойдём.

Изба у Вацлава оказалась – всем избам изба: пятистенная, с резными окошками и большим крытым подворьем. Отряхнувши на крыльце снег с башмаков, Жуга оставил в сенях полушубок и шапку и вслед за хозяином прошёл в опрятную горницу. Как и следовало ожидать, жил Вацлав не один – у печки суетилась жена, а с печки поглядывали трое ребятишек – две девочки-двойнятки лет семи да мальчонка чуть помладше. При появлении незнакомца троица поспешно спряталась за занавеской.

– Проходи, друг Жуга, садись, садись. – Вацлав кивнул на скамью и уселся рядом. Глянул на жену, молчавшую настороженно, нахмурился, прикрикнул сердито: мол, не стой ступой, неси всё, что есть, на стол. Та засуетилась, застучала посудой. На столе появились щи в горшке, каравай, разные закуски, пироги, яйца, сыр, молоко и большой жбан с пивом. Вацлав крякнул довольно, подсел поближе.

– Ну, закусим, чем Бог послал!

Осмелев, вылезли наружу ребятишки и, получив по куску пирога, остались сидеть.

Раскупорили жбан. Пиво оказалось густое и крепкое. Съели по чашке щей, ещё по одной. Наконец, когда на столе появился самовар, Жуга решил, что пора переходить к делу.

– Ну, хозяева, спасибо за угощение, пора и дело знать. Говори, Вацлав, зачем звал.

– Значит, так, – налив себе чаю, начал тот. – Уж полгода, наверное, будет с тех пор, как у нас неладное творится. Я уж кого только не просил помочь – и батюшку, и бабку Нису, да всё без толку. Всяк толь…

В углу как будто кашлянули. Вацлав поперхнулся, выронил блюдце и остолбенело уставился на гостя. Чай разлился по скатерти. Хозяйка ахнула и прикрыла рот ладошкой. Жуга бросил быстрый взгляд на хозяина, на его жену, на стол перед собой и вздрогнул: кусок пресного пирога, взятый с общей тарелки, сам собой съехал на скатерть и теперь ползком, как улитка, медленно пробирался меж чашек обратно. Послышалось хихиканье.

Ни секунды не медля, Жуга вскочил, опрокидывая лавку, рука сама нащупала за поясом шершавую ореховую рукоять, и через миг его нож пригвоздил самоходный пирог к доскам столешницы. «Ай мэ!» – тихо вскрикнули под потолком. Стоявший возле печки берёзовый веник шаркнул по полу и безо всякой причины взвился в воздух, целясь прутьями в лицо. Жуга, не глядя, сбил его ударом кулака, вскинул руки и выкрикнул коротко: «Кумаш!» Упала, звеня, печная заслонка, и всё стихло. Жуга постоял с минуту, настороженно прислушиваясь, шумно выдохнул, поднял и утвердил на место лавку, сел и налил себе чаю. Выдернул нож, тронул дырку на скатерти, покачал головой, откусил пирога и стал жевать как ни в чём не бывало. Вацлав со страхом смотрел на него, словно Жуга уплетал живого ежа.

– Славные у тебя пироги, хозяйка, – хмуро сказал травник, прожевавшись. Повернулся к Вацлаву. – Теперь выкладывай начистоту, что и как.

– А… это не вернётся?

– Пока я здесь, не вернётся.

Хозяин собрался с духом и торопливо, сбивчиво начал.

Он не помнил, когда началось. Вроде бы летом, а может, осенью. В тот год стояли табором цыгане у села. Вели себя чинно, коней не крали, а если и крали, то в других деревнях. Жили у себя, а в село наведывались за пивом да посудачить. Андрлик, тесть его, который пиво варит, здорово тогда нажился. Опять же, и ребятишки ихние в село захаживали, пели, плясали, попрошайничали. Таскали, понятное дело, что плохо лежит. А как уехали, тут, значит, началось вот это… это вот… вот это самое.

Воцарилась тишина.

– Ну, – хмуро спросил Жуга, – что же ты умолк?

– Дык ведь всё вроде… – пролепетал тот, потупившись.

Жуга поднял взгляд, посмотрел Вацлаву в глаза.

– Всё, говоришь? Ну что ж, раз так… Спасибо за хлеб, за соль. – Он встал. – Пойду я, пожалуй.

Вацлав растерянно захлопал глазами.

– Эй, погоди! Это как же… как же это…

Жуга обернулся. Лицо его скривилось.

– Думать надо было! – хмуро сказал он. – Бог знает, чего ты там для цыганчат