Не объясняться же с ними в такой ситуации. Кто первый попадет, тот и выживет.

Капитан Никольский был уверен в том, что назревает очередная беда. Сейчас эти фрукты начнут палить по заранее выявленным мишеням, и мало никому не покажется.

Стоп! Откуда им известно про комдива Никольского? Общая эрудиция? Выстрел наудачу? Отчество фигуранта совпало с именем комдива?

— Виталя, слушай внимательно, молчи, не шевелись, будто ничего не происходит, — прошептал Павел.

Еремеев мигом насторожился, выявил среди порывов ветра знакомые командирские интонации.

— Эти двое сзади, Колонтович и Лебедев, враги. Они не те, за кого себя выдают. Надо их брать, но только живыми. Ты понял? Если да, то зевни.

Еремеев так зевнул, что чуть челюсть на земле не оставил.

А сверло продолжало буравить затылок, разрывало кость, входило в мозг. На остальных нельзя положиться. Парни далеко, разберутся не сразу.

Он продолжал шептать:

— Откатываемся на «три-четыре» в разные стороны, чтобы уйти с линии огня и атакуем упырей. Тебе Колонтович, мне Лебедев. Три-четыре!

Они разлетелись, бросились на людей, лежащих сзади, и все равно не успели. Фальшивые чекисты среагировали! Захлопали выстрелы, зазвенели пули, отскакивающие от камней. Две тени метнулись прочь, покатились на дно ямы.

Павел видел краем глаза, как Еремеев схватил за ногу Колонтовича. Он услышал хрип, стон, но не здесь, а в стороне. Там кого-то зацепила шальная пуля.

— Братва, это фашисты! — завопил Еремеев и подавился, получив кулаком в кадык.

Павел утратил контроль над событиями. К ним запоздало бежали бойцы, но не решались стрелять, боялись зацепить своих. Колонтович выпутался, снова дотянулся до пистолета, успел два раза нажать на спуск.

Плевать на Колонтовича, с ним другие разберутся! Под Павлом извивался Лебедев, ругался по-немецки, раздавал яркие характеристики вонючим русским свиньям. Вот оно что! Высшая раса! Как просто все объяснялось!

Никольский бил его локтем в челюсть, по-другому не получалось. Лебедев хрипло орал, выплевывал кровь, норовил схватить Павла за руку. Тот рывком перевернул его, придавил позвоночник коленом, схватил за уши и вжал нос в каменистую почву с редкими пучками травы.

На этом капитан контрразведки СМЕРШ не успокоился. Он сцепил кулаки в замок и нанес сокрушительный удар по затылку противника. Ноги товарища Лебедева подлетели, он застыл, прекратил сопротивление.

Но все остальное шло не так. Вокруг творился какой-то бред.

Несколько человек навалились на Колонтовича, но он оказался силен как бык. Работал руками, ногами, получил прикладом по виску, но даже не почувствовал боли. Этот негодяй прекрасно владел навыками рукопашного боя. Он бил направо и налево, рухнул, покатился, что-то схватил. Это оказался пистолет, потерянный им.

Грохнул выстрел. Кто-то издал сдавленный хрип. Тут же подлетел другой боец и пнул Колонтовича в голову. Удар попал в скрещенные руки. Как он извернулся, уму непостижимо.

Павел очнулся, когда скрюченная фигура прыжками взлетала на склон. Треснул выстрел, но этот гад словно чувствовал его, нырнул за камень, помчался прочь.

Ярость жгла голову. Никольский подхватил автомат, взлетел на гребень, стал хлестать наобум. Вспышки слепили, ни черта не было видно. Вроде кто-то качнулся впереди, шмыгнул за каменную глыбу. Он окатил ее свинцом, перестал стрелять, побежал куда глаза глядят, запнулся о камень торчащий из грунта. Краски снова плясали перед глазами, сознание вылетело из головы.

Павел рычал, куда-то рвался, перевалился через каменный гребень и обнаружил, что автомат по-прежнему с ним. Кто-то обогнал его. Кажется, это был Авдеев. Но капитан потерял Колонтовича из вида. Он исполнял какую-то дикарскую пляску на пятачке между валунами, рассыпал короткие очереди.

— Авдеев, взять его! — Павел что-то орал дурным голосом, лез по лабиринтам, совсем забыв, что можно включить фонарь.

Авдеев бежал параллельным курсом, кричал с обидой, что кончились патроны.

Вдруг солдат задергался и взвыл:

— Вон он, вижу!

Павел тоже разглядел, что эта тварь ушла далеко вперед. Упругое туловище мелькнуло в конце каменного лабиринта и кинулось за скалу.

Дальнейшее преследование потеряло смысл. Павел, весь скрюченный от боли в отбитом боку, ругаясь сквозь зубы, вернулся к своим. Сияла луна, озаряя прибрежную местность. За спиной капитана хрустел камнями Авдеев, тоже матерился на полную луну.

Всхлипывал рядовой Филимонов, стаскивая в яму тело Малахова. Шальная пуля сбила сержанта со скалы. Он и опомниться не успел. Возможно, Малахов был просто ранен, но упал неловко, свернул шею. Филимонов на что-то надеялся, опустился на колени, тряс сержанта, призывал очнуться.

Теперь ничто не мешало включить фонари. С сержантом все было безнадежно — стеклянные глаза, голова вывернута.

Вахмянин еще подрагивал, но захлебнулся кровью и затих. Пуля в животе наделала дел. От него откинулся Еремеев, бледный, как мертвец.

Ноги не держали Павла.

Он опустился на колени перед Лебедевым, лежащим ничком, собрал в кулак оставшиеся силы, разбегающуюся волю и спросил:

— Как наш клиент?

— Пациент стабилен, — прохрипел Виталька, мучительно продохнул, наполнил легкие кислородом, задрожал. — Да я эту тварь сейчас на ленты порежу! — Он рывком перевернул Лебедева.

Пациент оказался не только стабилен, но и жив. Его колотили конвульсии, глаза блуждали. Перекошенная физиономия была измазана землей. Виталька схватил его за ворот, затряс, стал отвешивать пощечины. Лебедев брыкался, пускал слюни.

— А ну-ка, подвинься, я его сам прикончу. — Павел оттеснил плечом Витальку, нагнулся над пленным. — Аркадий Яковлевич, если не ошибаюсь? — желчно осведомился он. — А ты неплохо вжился в роль, гаденыш. Ну, все, бывай. Скоро и твой приятель к тебе присоединится. — Никольский извлек из кобуры пистолет и стал запихивать ствол в рот самозванцу.

Хрустела зубная крошка, кровоточили десны. Лебедев задыхался, его выворачивало наизнанку. Он натужился, глаза налились кровью.

— Хочешь что-то сказать? — Павел вынул борную машину. — Говори быстрее. Я тебя сейчас прикончу!

— Не стреляйте, не делайте этого, я не нацист. — Лебедев сделал попытку опереться на руку и взвизгнул.

Его лучевая кость оказалась сломанной.

— Ты антифашист, хорошо, усвоено, — процедил Никольский. — Это все, что ты хотел сказать? Ладно, будь здоров.

— Не убивайте, я все скажу. — Лебедев задергался. — Мы работаем на англичан, больше не служим в германской армии.

— Однако помогаете нацистскому преступнику, — заметил Никольский, — Что отнюдь вас не красит, господа-товарищи. Узнаю людей из абвера, вашу подготовку, умение входить в роль. Приходилось жить в Советском Союзе, уважаемый? Торговое представительство? Мелкий работник германского консульства, скажем, в Ленинграде или где-то еще? Но это уже не важно.