Луэллин подбежал к сундуку, пересыпал его содержимое в свой импровизированный мешок, и, видя, что путь на восток к Халарским холмам безопасен и более-менее свободен от хафлингов (и гнома), он побежал так быстро, как только могли его ноги.

Но внезапно он услышал крик Таллтанкарда: – Этот бродяга! Он надул всех нас!

Сердце Луэллина забилось чаще, потому что он знал что хафлинги (и гном) скоро догонят его. Мешок становился все тяжелее, и это замедляло его.

Он взял нефритовые камни и вставил их в пустые лунки серебряного амулета, полученного от Индио. Одновременно с тем, как третий камень встал на свое место, он почувствовал, что отрывается от земли, поднимается все выше и летит. Летит!

«Нет, – понял Луэллин, – не летит, а двигается, а еще точнее – перемещается по воздуху».

А затем все закончилось так же внезапно, как и началось.

Амулет Залаторна оказался столь бесценен, как и ожидал Луэллин. Как рассказал ему чародей, когда они оба, ключ и амулет, находились во владении одного человека, то если вынуть камни из одного и вставить их во второй, они возвращали владельца к месту его рождения.

А Болтливый действительно обладал домом в городе Клинт, безопасном от обеих банд искателей приключений, и, к тому же, стал намного богаче, чем когда-либо. Он осмотрелся вокруг и вздохнул, наслаждаясь чувством безопасности и комфорта.

Луэллин чувствовал, что колдун тоже доволен. Как бы там не было, именно Залаторн помог ему. Это Залаторн "дал знать" ему об амулете, который изначально был частью сокровищ. И именно он рассказал Луэллину, что один из камней и сам амулет находятся у предводителя шайки хафлингов, высокомерие и наглость которого позволили называть себя Индио Черным.

Он сомневался, что Индио Черный или Рубаки остались довольны, но поклялся себе всю жизнь держаться подальше от них.

«Действительно, – подумал он, – это самая превосходная клятва».

ОСОБЕННЫЙ ФАМИЛЬЯР

Дэвид Кук

- Тут всё крайне запутанно, знаете ли…

Бокалы звякнули, когда зачарователь с жиденькой бородёнкой переставил напитки на загромождённом столе, не переставая тянуть «знаете ли» с сильным анкапурским акцентом. Собравшиеся алхимики, фокусники, призыватели, кудесники и чудотворцы, точно рой мошки, окружили его и слушали, стараясь уловить своим профессиональным чутьём, словно насекомые усиками, малейшие признаки необоснованных утверждений.

Прекрасно зная это, седобородый – именно такой была его борода – продолжал с непоколебимой уверенностью учителя, наставляющего своих неразумных учеников. Трясущимися пальцами он выдавил пять капель карминово-красного вина в бокал янтарно-жёлтой медовухи, стоявший перед ним.

- Капля воды жизни - не более того! – дистиллированной на пламени серебряной горелки и добавленной в раствор. После того, как он слегка остыл, я посыпал, - с этими словами он добавил три щепотки из солонки, - определенное количество измельчённых чешуек драгонеллы, и благодаря этому микстура дала осадок…

- Абсурд! – квакнул калимшит с жабьим лицом, служивший алхимиком у недавно прибывшего консула Калимпорта. – Чешуя выпала в осадок? Это же смехотворно! Да чешуя выпадает в осадок так же часто, как песок растворяется! Вся твоя теория ошибочна!

Столь прямая атака вызвала среди наблюдающих шум и шевеление; некоторые самые благопристойные из стоявших поближе волшебников отпрянули, будто учуяв под носом что-то неприятное – только для того, чтобы столкнуться с напиравшими сзади, теми, кто подался вперёд при первом же намёке на слабость рассуждений.

Только низкий бас бросившего вызов возносился над вежливой какофонией, наполнившей королевскую приёмную. Он продолжил свой натиск, очевидно, невосприимчивый к окружавшему его гулу.

- Несомненно, это была какая-то другая реакция – может быть, порошок был чем-то загрязнён…

Выпад калимшита не прошёл мимо анхапурца, но тот скрылся от жалящего укола за щитом своего достоинства.

- Все мои порошки чистые. С радостью поделюсь с тобой частью, коль скоро привезённые из Калимшана не реагируют, как нужно.

Вытерев мокрые пальцы об одежду, он холодно уставился на назойливую мошку. Возгласы «Хорошо сказано» и «Тонко подмечено» раздались среди его сторонников в толпе.

- Чешуя никогда не выпадает в осадок! Это даже ученики знают, - сердито пробурчал жаболицый своим булькающим глубоким голосом. Он ткнул толстым, бледным пальцем в сторону своего соперника. Уязвлённая гордость, к тому же подпитываемая выпивкой, сделала его недипломатично напористым. Он давился словами, но наконец выплюнул:

- Спроси своего королевского магистра, если не веришь мне!

Холодок прокатился по всем членам собравшейся коллегии, заставляя их замолчать. Тишину прерывало только хихиканье беззастенчивых подмастерьев, собравшихся на скамьях, стоявших у задней стены помещения. Остальные сжали в руках кубки и стали проявлять повышенное внимание к вину (в пылу спора позабытому до этого самого момента), в то же время отчаянно пытаясь придать своим лицам равнодушное выражение. Большинство из них из-за этого приобрело ещё более подозрительный вид, словно свора голодных обезьян, оставленных с едой.

Только седобородый выглядел безмятежным, самонадеянно уверенный в своём превосходстве. С ухмылкой всеведущего, он кивнул - заставив озадаченного калимшита перевести взгляд - в сторону стоящего отдельно от их компании стола. За ним одиноко сидела женщина, вся обвешанная украшениями, плохо подходящими её возрасту и друг другу. Её оцепенелый взгляд был направлен в точку перед собой - или на полупустую бутылку.

- Наш королевский магистр, - начал глумиться зачарователь намеренно громким шёпотом. - Авантюристка, не более чем колдунья-самоучка - её никто толком не обучал, - а затем добавил с ещё большим нажимом: - И любительница выпить.

За своим столом Смуглая Мэйв - магистр при дворе Его Высочества Короля Джанола Первого (также известного как Пинч), Убийцы Личей, Благословенного Владыкой Утра - ожидала этих слов ещё до того, как они были произнесены… даже сейчас, в подпитии. Презрение коллегии к ней ни для кого не было секретом. Со всем этим – и словами, и усмешками – она уже сталкивалась: самоучка, выскочка, авантюристка, шельма! Но никак не настоящий маг – ни способностей к обучению, ни качественной подготовки, даже не отличит перегонный куб от тигеля. Хуже того, она ничего из этого не отрицала. Что поделать – изворотливостью она не отличалась.

Впрочем, от этого их слова не становились правдой. Они были всего лишь выводком никудышных шарлатанов, но смели обсуждать её. Да она совершила намного больше, чем каждый из них – включая помощь Пинчу при низвержении лича Манферика – и уж точно не им смотреть на неё свысока.

Самодовольство этой толпы отравило ей