– Ты в курсе, что я знакома с Козловским?

– С кем? – не то чтобы не расслышал или не понял Андрей, просто не ожидал, что Нелли заговорит об этом первой.

– С Аристархом Козловским.

– А… Да, я узнал об этом сегодня. Потому и позвал тебя для разговора…

Позавчера, когда Андрей увидел Нелли в ресторане, где Стариков справлял свой юбилей, он не поверил своим глазам. С чего бы ей поздравлять профессора? Она его терпеть не могла. А все из-за отца Андрея. Стариков постоянно конфликтовал с Седаковым-старшим. Он и к младшему придирался именно из-за неприязни к его отцу. Конфликт длился больше десятка лет. Однако незадолго до смерти отца два пожилых профессора помирились. Стариков попросил у Седакова-старшего прощения, и тот его простил. В отличие от Нелли. Та продолжала отзываться об Алексее Алексеевиче негативно и в своем присутствии запрещала мужу и пасынку о нем вспоминать.

– Зачем ты явилась на юбилей? – спросил Андрей у Нелли в тот же вечер. Уже после того, как закончился допрос, он приехал к дому мачехи, увидел ее идущей к подъезду и позвал в машину.

– Поздравить именинника, зачем же еще? – пожала плечами Нелли. Именно от Андрея она узнала о торжестве.

– Нелли, я помню, как ты к нему относилась.

– Это не имеет значения. Главное, что твой отец с ним помирился. И если бы был жив, непременно поздравил бы. Я сделала это вместо него.

– Вместо него это сделал я. И если ты еще не знаешь… Стариков умер!

Она нисколько не расстроилась и, похоже, даже не удивилась. Задала несколько вопросов – когда, от чего? – и ушла, сославшись на головную боль.

Андрей решил больше не возвращаться к этому вопросу, но…

Не получилось!

Нелли разыскивает полиция. И ее личность известна не только ему, но и Аристарху.

– Откуда ты знаешь Козловского?

– О… Это давняя история.

– Расскажи, пожалуйста.

– Я помню его еще забитым, жалким очкариком по кличке Ко́зел. Его так дразнили еще в школе, и каким-то образом прозвище перекочевало в более взрослую, студенческую, жизнь.

– Вы учились в одной группе?

– Нет, что ты. Он меня младше. Я доучивалась, а Коля только поступил. Я сразу на него внимание обратила.

– На жалкого очкарика? Странно…

– Ты же знаешь, какая я жалостливая. То кошек брошенных подбираю, то собак побитых лечу. Коля был… – Она замолчала на секунду, глотнула вина. – Коля был похож и на брошенного котенка, и на кутенка раненого. Жалко мне его стало очень. А он еще и самый маленький был. В шестнадцать поступил. Ребеночек, хотя и ужасно умный.

– Вы подружились?

– Не назвала бы наши отношения дружбой, мы были просто приятелями. Иногда болтали в коридоре или вместе до метро шли. Но, кроме меня, у Коли никого не было. Поэтому он очень дорожил нашими «отношениями».

– Он был в тебя влюблен?

– Нет… – Нелли рассмеялась. – Коля уже тогда грезил о Лидии Градской.

– Кто это?

– Андрюшка, ты что, не знаешь ее? Лидия Градская, актриса, звезда советского кино.

– Это которая играла учительницу в фильме о трудных подростках?

– Она самая.

– В нее были влюблены все мальчишки, учащиеся в моей школе. И перваши, и выпускники.

– Коля Козлов не стал исключением. Он влюбился в Лидию, учась в школе, и мечтал жениться на ней, когда вырастет.

– Он этим и в вузе бредил? Вот чудик.

– Но он женился на ней, так что…

– Козловский был мужем Градской?

– Андрюшка, ну ты даешь! Да об этом трубили все газеты и журналы. А по телевизору даже их свадьбу показывали.

– Я не читаю светскую хронику, и уж тем более не смотрю трансляции бракосочетаний.

– А… Ну да. Как я могла забыть? – Она усмехнулась. – Это так не по-мужски.

– Дело в другом. Просто это мне неинтересно. – Ему принесли вина, и он сделал пару глотков. Кислятина! – Так что там с Козловским?

– Да ничего. Мы иногда встречались уже после того, как я окончила академию. Именно я надоумила его сменить имя и фамилию.

– Он называл тебя Леей?

– Откуда ты?.. А, я догадалась. Аристарха допрашивали и он об этом сказал? – Седаков кивнул. – Я напоминала ему принцессу из «Звездных войн». Когда мы познакомились, у меня были длинные волосы, и я накручивала косу то надо лбом, то над ушами баранки делала. Надо мной девочки подсмеивались, тогда с такими прическами не ходил никто, а Аристарху нравилось. Кстати, я звала его Ники. От Николя. Скажи, он изменился! Как будто другим человеком стал…

– Нелли, – перебил ее Андрей, – а почему ты не пойдешь в полицию?

Мачеха помрачнела. Отложив надкушенный кусок пиццы, она вытерла руки бумажной салфеткой, скомкала ее и швырнула на стол. Так она делала только в те минуты, когда была сильно чем-то раздосадована.

– Надеюсь, ты не считаешь убийцей меня? – спросила она хрипло.

– Нет, – ответил Андрей после секундной заминки.

– Хорошо… Аристарх тоже уверен, что это не я отравила Старикова. Потому и выгораживает меня. И, между прочим, не спрашивает, почему я не иду в полицию. Он понимает, что я сразу попаду под подозрение и меня затаскают.

– Если ты невиновна, они не найдут ни единого доказательства твоей вины.

– Андрей! – Впервые она назвала его так. Не Андрюшкой – Андреем. – У меня сил нет проходить еще и через это. Я и так за последние полгода пережила многое. У меня умер любимый муж, его бывшая жена опозорила меня на глазах родственников и друзей и до сих пор проклинает, племянники, которых я обожаю, от меня отвернулись…

– Нелли…

Но она отмахнулась, не желая его слушать.

– Я выжата как лимон. Я постоянно плачу. У меня депрессия. Такая, что жить порой не хочется. Только полгода назад у меня был муж, были твои мальчишки… была семья! А теперь? Только ты… – Последнее предложение она не проговорила – выдохнула. И полезла за носовым платком.

– Я не знал, что ты так переживаешь, – протянул Седаков виновато. – Прости.

– Андрюшка, ты что, слепой? – Нелли вытерла влажные глаза, промокнула покрасневший нос. – Да я состарилась за это время лет на десять. Все это замечают. И в первую очередь я. Мне к зеркалу подходить страшно. Старая, морщинистая кикимора с куцыми волосенками – лезут по-страшному, парикмахер не знает, как умудриться соорудить из них пристойную прическу.

Седаков слушал Нелли и не понимал. Что такое она говорит? Старая морщинистая кикимора? Да она все такая же, как в двадцать семь. Нисколечко не изменилась.

– Ты прекрасна, – сдавленно проговорил он. Не соврал. Сказал чистую правду. В его глазах она была именно прекрасной. Самой-самой…