не могла уснуть. Она лежала в кровати, прокручивая в голове предложение Тоби. Казалось бы, его вера в нее должна воодушевлять. Но вместо этого она чувствовала себя лузершей, задвинутой начальством. Из дальнего угла памяти выползли издевательские слова: «СЧИТАЕШЬ СЕБЯ СЛИШКОМ УМНОЙ? НО МЫ-ТО ВСЕ ЗНАЕМ, ЧТО ТЫ – ДУТАЯ ФИГУРА». Эмми сумела убедить себя, что это написал какой-то злопыхатель и завистник. А вдруг человек просто честно высказал то, о чем думали все вокруг?

Теоретически перспектива создания собственной компании и смелого прыжка в неведомое должна была бы наполнить ее радостным волнением. Тогда почему Эмми казалось, будто ее мир становится не больше, а меньше? Почему мысль о том, что она перестанет ездить в город и впредь уже не увидит ни сослуживцев, ни привычных попутчиков, вызывала у нее сильное ощущение потери? Может, это в ней говорит страх? Неужели она такая жуткая трусиха?

В такие моменты Эмми особенно остро недоставало матери. Она любила отца, но еще до его переезда в Калифорнию они никогда не обсуждали проблемы друг друга. После смерти мамы оба заключили неписаное соглашение: выбирать для разговора только самые радостные и позитивные темы, служащие противовесом личному горю каждого.

Эмми точно знала, с кем ей хочется поговорить обо всем и кто даст ей по-настоящему дельный совет. Этим человеком была Айона.

В вагоне Эмми уселась на свое обычное место за столиком. Место напротив пустовало. Было ли это совпадением или все знали, что оно принадлежит Айоне? И где сама Айона? Уже какое-то время Эмми не встречала ее в поезде. И Санджея, кстати, тоже.

Поезд подъехал к Сербитону. Эмми выглянула в окошко – нет ли на платформе Пирса. Его там не было. Эмми вспомнила, что и его она давно не видела. Как странно. Она словно бы находилась внутри фильма «Осторожно, двери закрываются», а где-то в параллельной вселенной шел точно такой же поезд по точно такой же линии, и там были все ее привычные попутчики, но не было ее самой.

– Здравствуйте, Эмми, – прозвучал голос у нее над ухом. – Вы ведь Эмми, да? Приятельница Айоны? А я Марта.

– А-а, привет, Марта. Я тебя помню. Ты готовилась к прослушиванию. Вы с Айоной репетировали отрывок из «Ромео и Джульетты».

– Как вы думаете, Айона не станет возражать, если я займу ее место?

Марта переминалась с ноги на ногу, словно бы просила у кого-то из учителей разрешения выйти из класса.

– Конечно, не станет. Тем более что ее здесь нет. Вообще-то, я уже давно ее не видела.

– И я тоже, – призналась Марта. – А мне так надо сообщить ей свои новости!

– Может, поделишься со мной? – предложила Эмми.

– Да! Мне дали роль в пьесе. И не просто роль. Я буду играть Джульетту!

Марта улыбнулась во весь рот, отчего ее подростковая угловатость сразу исчезла. На мгновение она стала удивительно красивой, похожей на юную Джулию Робертс.

– Так это же здорово! Поздравляю! Айона, когда узнает, будет очень гордиться тобой.

– Ага! Но мне сейчас нужна ее помощь в изучении роли. Она ведь профессиональная актриса и все такое.

– Надо же, а я и не знала, – удивилась Эмми. – Может, она состояла в Королевской шекспировской труппе?

– Может, и так. Но она потрясающий педагог. Гораздо лучше, чем наши преподаватели сценического искусства.

– Боюсь, я не сумею заменить Айону. Но если хочешь, я помогу тебе с ролью.

По лицу Марты Эмми видела: той очень хотелось попрактиковаться, но она не слишком доверяла женщине, о которой почти ничего не знала.

– Это у тебя текст пьесы? – спросила Эмми, кивнув на листы в руках Марты.

После некоторого колебания девочка протянула ей листы.

– Спасибо, – сказала юная актриса, застенчиво улыбнувшись. – Вы согласны читать за кормилицу? Я, естественно, буду Джульеттой.

– «Куда ж она девалась? А? Джульетта!»[12]

Реплика показалась Эмми несколько нескладной, но кто она такая, чтобы критиковать Шекспира?

– «Что там? Кто звал меня?» – ответила Марта.

– «Зовет синьора».

Если она перестанет ездить на работу, то будет скучать по таким вот мгновениям. По мимолетным, но согревающим сердце разговорам со множеством людей, которые расцвечивали ее дни. Она не увидит баристу из вокзального кафетерия, не перебросится несколькими фразами с продавцом уличной газеты, распространяемой бездомными. Все они соединяли Эмми с окружающим миром, с частью чего-то большего, чем ее собственная жизнь.

Где ты, Айона?

Пирс

08:13. Сербитон – Ватерлоо

Пирсу вновь не повезло: Айоны в вагоне не было. Поезд подъехал к платформе Уимблдона, и он подумал, что надо бы выйти и пересесть на встречный, чтобы вернуться домой. Но дома его ждал долгий пустой день, который нечем заполнить. И Пирс решил доехать до Ватерлоо вместе с Мартой, Эмми и Санджеем, а затем на том же поезде вернуться обратно.

Ему стало намного легче общаться с попутчиками. Теперь все знали правду о нем, но никто не судил его слишком строго, за что он был им благодарен. Почему же он так долго позволял обману разъедать его изнутри?

Выглянув в окно, Пирс заметил в толпе пассажиров Дэвида. Тот вошел в третий вагон и уселся неподалеку, найдя свободное место за соседним столиком.

– Дэвид, здравствуйте! Скажите, вы, случайно, не знаете, куда подевалась Айона? – Эмми оказалась первой, кто вслух задал вопрос, вертевшийся у всех на языке.

– Вообще-то, я не видел ее уже более двух недель, – ответил Дэвид. – Может, она в отпуске?

– Если бы она собиралась в отпуск, то обязательно сообщила бы нам, – сказал Санджей. – Айона не из тех, кто хранит секреты, согласны?

Лица у всех попутчиков Пирса были довольно мрачными; у каждого по-своему. Ему вдруг подумалось, что каждый из них, включая и его самого, – отдельные спицы колеса, тогда как Айона была центром, осью. Без нее их группка теряла всякий смысл и распадалась на отдельных индивидуумов, почти не имеющих точек соприкосновения. Если Айона исчезла насовсем, не получится ли так, что через какое-то время они перестанут даже здороваться друг с другом? Нет, конечно. Может, отдалятся, но не сразу.

– А вдруг она заболела? – предположила Марта. – Айона ведь уже старенькая, а в таком возрасте легко скатиться под откос. Моя бабуля вовсю играла в бинго, занималась зумбой и аквааэробикой, но потом вдруг подцепила пневмонию, и через две недели ее не стало.

– Уже старенькая? – возразил Дэвид. – Боже, да Айона лет на десять моложе меня. Уверен, ей нет еще и шестидесяти, хотя у меня никогда не хватало смелости спросить про ее возраст.

– Сочувствую тебе, Марта, – сказала Эмми, –