Бломберг играл очень важную роль во время военной оккупации Рейнской области. Он подготовил планы ее ремилитаризации, прямо сотрудничая с партийными шефами. За это Гитлер после введения войск в Рейнскую область присвоил ему звание маршала. Такова была плата за покорность Бломберга, которую он проявил во время чистки верхушки СА, согласившись на казнь своих товарищей – генералов Шлейхера и фон Бредова, а затем принеся присягу верности Гитлеру.

Бломберг, несмотря ни на что, сохранял определенный престиж в некоторых военных кругах. В Нюрнберге генерал авиации Мильх сказал, что «Бломберг был способен сопротивляться» и часто делал это. «Гитлер уважал его и прислушивался к его советам. Это был единственный солдат, которому хватило ума, чтобы согласовывать военные и политические вопросы». Иного мнения придерживался фон Рундштедт, который, выражая мнение военных, сказал: «Бломберг всегда был немного чужаком среди нас и витал в других сферах. Он вышел из школы Штейнера, человека теософского склада; по правде сказать, никто его особенно не любил». Прозвище, которое Бломберг получил от своих врагов, идеально определяет его сущность. Его прозвали Лев-Пустышка.

Устранение Бломберга было вызвано, по-видимому, не личными мотивами, а принципиальными соображениями. Вся Германия подчинялась принципу фюрерства. Но фюрерство было несовместимо с некоторыми штабными традициями. Например, фельдмаршал фон Манштейн заявлял, что «в старой армии начальник штаба, имеющий мнение, отличное от мнения своего шефа, мог отстаивать его, хотя и был обязан, разумеется, исполнять полученный приказ». А маршал Кессельринг говорил, что «принцип взаимной ответственности начальников Генерального штаба, к которому раньше часто прибегали, вышел из употребления как несовместимый с принципом фюрерства».

Гитлер не выносил обсуждения своих приказов и предложений. Он боялся (а Гиммлер старался укрепить его в этом опасении), что военные, испуганные его слишком рискованными проектами, устроят тайный заговор против режима, при случае даже с помощью заграницы. Прошел слух о секретных контактах с генералом Гамеленом.

24 июня 1937 года Бломберг подготовил отчет о международном положении, рискнув снабдить его аргументами противников агрессивной политики, которую намечал Гитлер. «Общая политическая ситуация, – писал он, – оправдывает предположение, что Германии не грозит нападение с чьей-либо стороны. Причина тому, кроме отсутствия желания совершить агрессию со стороны почти всех стран, особенно западных держав, заключается в слабой подготовленности к войне многих государств, в том числе СССР».

Гитлеру не понравились эти выводы, которые противоречили его замыслам. Он был психологически готов пойти на комбинацию, которая делала Гиммлера и гестапо хозяевами положения. Она была проведена цинично, гнусно и стала первой иллюстрацией новых способов действий, не столь эффектных внешне, как раньше, но жестоких, кровавых и весьма эффективных в деле ликвидации людей, которые мешали их планам.

Дело началось в январский день 1938 года – почти как в венской оперетке. 12 января немецкие газеты сообщили, что фельдмаршал фон Бломберг, военный министр, женился в Берлине на фрейлейн Еве Грун. Свидетелями на бракосочетании, которое прошло в интимной обстановке, были Адольф Гитлер и Герман Геринг. Газеты не поместили ни одной фотографии и не дали никаких комментариев, что было весьма удивительно, учитывая ранг молодожена. Церемония прошла очень скромно, без венчания в церкви, что было нормой того времени: церковь подвергалась резким нападкам со стороны партии.

Было известно, что фельдмаршал вдовец, имел взрослых детей. Одна из его дочерей вышла замуж за сына генерала Кейтеля. Зато почти ничего не было известно о новобрачной; говорили только, что она происходит из очень скромной семьи, и это прекрасно соответствовало социалистической пропагандистской фразеологии нового режима. Берлинские кумушки были восхищены бракосочетанием Золушки и прекрасного принца, хотя принц годился ей в отцы.

Золушка оказалась весьма интересной особой и занималась отнюдь не домоводством. Меньше чем через неделю после церемонии стали ходить странные слухи: шептались, что молодая «маршальша» – проститутка низкого пошиба. Эти слухи распространялись в официальных кругах, и люди не могли удержаться от сопоставления некоторых странных обстоятельств: свадебная церемония была проведена поспешно и в обстановке чрезмерной скрытности; говорили, что новобрачную освободили от необходимости предъявлять многочисленные официальные бумаги, в частности сведения о судимости и документы о гражданском состоянии бабушек и дедушек. Наконец, новобрачные тотчас отправились в свадебное путешествие неизвестно куда.

Спустя несколько дней после свадьбы печать опубликовала фотографию. Репортер застиг парочку на прогулке по Лейпцигскому зоопарку и получил великолепный снимок на фоне клетки с обезьянами. Фотография попала на стол графа Гелльдорфа, начальника берлинской полиции. Зная о слухах по поводу «маршальши», он распорядился начать с 20 января секретное расследование, и собранное им досье содержало столь пикантные детали, что он с трудом им поверил.

Ева Грун, свидетельствовали документы, родилась в 1914 году в Нойкельне, рабочем предместье Берлина, и, хотя ей едва исполнилось двадцать четыре года, ее прошлое было бурным. Ее мать содержала в Нойкельне, на улице Элизабет, очень подозрительный «массажный салон». Мамаша Грун, находившаяся под надзором полиции нравов, была дважды судима. Юная Ева, довольно хорошенькая, пошла по пути своей родительницы. Она занималась проституцией, и ее несколько раз задерживала полиция нравов семи немецких городов. У нее были нелады с правосудием и в 1933 году, после захвата власти нацистами. Было раскрыто дело о порнографических фотографиях; после расследования, которое провело центральное бюро по борьбе против непристойных изображений и текстов, ее опознали и арестовали за то, что она позировала для этих фотографий. Еве тогда было лишь девятнадцать лет; она заявила в свою защиту, что ее бросил любовник, она осталась без средств и согласилась на эту «работу», потому что за нее платили шестьдесят марок.

Гелльдорф сравнил одну из этих фотографий, имевшихся в архивах, со снимком, который опубликовали газеты. Сомневаться не приходилось: молодая женщина, улыбавшаяся перед клеткой с обезьянами, была той, что позировала для непотребных фотографий. Наконец, берлинская служба судебной идентификации располагала ее антропометрическими данными и отпечатками пальцев, взятыми в связи с делом о краже, в которой она обвинялась.

Чуть не сойдя с ума от своих открытий, Гелльдорф уведомил о них генерала Кейтеля – ближайшего сотрудника, друга и даже родственника Бломберга, поскольку их дети состояли в браке. Тем самым он серьезно нарушил правила секретности, за что ему досталось бы от Гиммлера, если бы тот узнал об этом. Гелльдорф надеялся, что Кейтель предупредит Бломберга об угрожающей ему опасности. Но Кейтель уклонился и сделал вид, что ему неприятно получать такие сведения. Он отправил Гелльдорфа вместе с досье к… Герингу, который, как всем было известно, сам мечтал стать военным министром.

Геринг воспринял новость очень нервозно. Он казался искренне огорченным и поведал Гелльдорфу, что Бломберг заранее уведомил его и фюрера, что его невеста «имеет прошлое». Разумеется, ни он, ни Гитлер не могли предположить, что это «прошлое» будет столь скандальным, поэтому Гитлер не воспротивился этому браку. Геринг обещал Гелльдорфу предпринять необходимые шаги.