— Я спас тех, кто выходил против меня, — процедил Грешник сквозь зубы. — Они отделались синяками, а могли лишиться головы.

— Вместо них головы лишились другие! Ты лицемер, самый большой лицемер, какого я знаю. Да, мы убиваем! Но мы делаем это сами! Если у нас есть цель, ради которой надо отнять жизни, мы берем оружие и отнимаем! Сами! А ты нашел тех, кто сделает за тебя грязную работу, и еще смотришь на нас свысока, святоша!

— Это неправда, — тихо ответил он. — Я никогда не смотрел на вас свысока. Вы просто не понимаете.

— Чего? Того, что подставить шею под топор гораздо благороднее, чем сражаться? Да! Мы этого не поймем никогда, но, если бы ты всегда подставлял шею, как бы выжил? А ты жив, стоишь передо мной и еще говоришь, что я чего-то не понимаю!

— Сегодня ты понял, что не каждая цель требует крови, и вы не будете убивать. И это уже хорошо.

— Это — не твоя заслуга! Мне нужно это племя и не нужны всевозможные долги крови, потому наши клинки останутся в ножнах, а вовсе не из-за твоих сопливых проповедей! Я решаю, кому из моих врагов жить, а кому умереть, и ты этого не изменишь!

— Тихо вы, расшумелись, — проворчал проснувшийся Шут. — Небось все часовые вашу перебранку слушают.

Он выглянул из-за скального выступа, который скрывал нас от жителей селения, но, увы, не мог скрыть от ветра. Наш отряд из трех человек расположился на небольшом более-менее ровном пятачке чуть выше частокола. Вообще-то ведущая сюда козья тропа сторожилась, но мы смогли прокрасться мимо часовых. Появиться собирались сверху, со стороны вечных льдов.

— Моралисты тут собрались, философы, вашу через колено. Поспать не дадут.

— Тихо все, — прошипел я. — Отдыхайте, еще времени чуть-чуть есть, с рассветом выступаем.

Они замолчали. Я вновь завернулся в плащ, прикидывая напоследок детали плана. Пройти по лезвию бритвы. Все строилось именно на этом, а еще — на культе Хансера, который в наибольшей мере был популярен именно в этом племени. Пожалуй, шанс упасть с десятком стрел в разных частях тела у нас гораздо больше, чем успешно исполнить задуманное. Кольчуг мы не надевали. Стрелы, выпущенные из деревянных луков с накладками из костяных пластин, прошибли бы их насквозь. Я выглянул из-за выступа. Вон они, два стражника в кожаных куртках с костяными нашивками, кожаных же шлемах, с луками в руках. Да, металла здесь было немного. Добывать руду и плавить ее умели немногие, а все, что попадало в руки племени, пускалось на оружие.

Да, и еще, забыл упомянуть, здесь был известен мой облик и то, что я — сын Хансера. А значит, при всем безумии наших планов шанс на успех оставался.

Над горами начало всходить солнце. Я толкнул ногой Шута, а потом Грешника, сгоняя с них дрему. Мы тщательно выбирали это место строго на восток от деревни. Мы четко выбрали время: первый луч солнца ослепит стражей, осмелившихся взглянуть на нас. Это была постановка, лицедейство, мы играли на потребу дикарям, чтобы пробудить в них определенные чувства. На такие идеи натолкнул меня Шут — тогда, в таверне месяц назад, когда кривлялся перед публикой. Мозг у человека слабо развит, к нему не достучишься, — дави на чувства.

Я все просчитал. Стражники услышали громкий рык белого плутонского тигра. Он прокатился по горам, цепляясь за уступы, эхом гуляя в расщелинах и уносясь к вершинам. Они обернулись на звук, все, кто был на улицах селения, обернулись, но солнце ударило им в глаза.

Я прыгнул первым, Шут и Грешник — чуть запоздав. «Пружина», так обычно называют это заклинание. Творится оно почти мгновенно — воздух сгущается, превращаясь в ступеньку, а как только ты ставишь на эту ступеньку ногу, освобождается и толкает тебя в нужную сторону.

Мы преодолели расстояние до частокола, легко перелетев через верхушки заостренных бревен. Стражники увидели нас в последний момент. Я пролетел между ними, Грешник — над ними: его «пружина» была самой сильной. Шут выхватил свои мечи и прямо в приземлении перерубил обоим луки. Он опустился на самом краю помоста, который шел по внутреннему краю частокола, и, сделав сальто, спрыгнул к нам.

Приземлялись мы не просто так. Для этого служило еще одно специальное заклинание — «подушка». Оно точно так же сгущало воздух, но в меньшей степени, так, что ты входил в него, как в воду. Эти фокусы доступны любому высшему.

Селение было не таким уж большим. Мы могли бы совершить бросок к центру до того, как ошеломленные воины придут в себя. Только планы у нас другие. Мы шли медленно, демонстрируя полное спокойствие. В спину нам полетели с запозданием возмущенные вопли стражников, только сейчас понявших, что случилось с их оружием. К счастью, по самому селению воины с луками просто так не разгуливали, иначе… Я не знаю, что было бы иначе. Ведь и с мечами они на нас не набросились, хотя могли. Я чувствовал их напряжение. Они не знали, что делать, но были готовы ко всему.

Они еще не понимали, как и откуда мы появились. Они все еще гадали — живые мы или какие-то сверхъестественные существа? — но не боялись, и они не спешили хвататься за оружие: видели, что пока мы враждебных действий не предпринимаем. Это лишний раз подтвердило правильность моего выбора. Несмотря на излишнюю суеверность, они не были трусами и не склонны к опрометчивым действиям.

Он поджидал нас у входа в свое жилище. Вожак, это видно сразу. Среднего роста кряжистый мужчина в таком же копытном доспехе, как и стражники, только шлем — стальной, с полумаской. Глаза карие, взгляд цепкий и настороженный. Борода густая, черная с проседью. В здешнем племени чтили примитивные законы — на Плутоне это редкость. Вожака избирали, силой занять его место не смог бы никто — еще одна причина, по которой я выбрал именно это племя за отправную точку. Его звали Бахрам, и был он плутонцем в черт знает каком поколении.

Двое стражников с луками в руках стояли чуть сзади, но так, чтобы вожак не перекрывал им направления стрельбы. И еще один на входе в жилище, но он не производил впечатления простого стражника. Что-то в манере держаться выделяло его.

— Приветствую, вожак. — Я поднял руку.

— И тебе мои приветствия, — откликнулся тот. Голос был густым и чуть хрипловатым. — Зачем входил через стену? Зачем через ворота не прошел? Зачем людей пугаешь, а?

— Ты знаешь, кто я?

— Зачем спрашиваешь? Все знают Миракла, сына великого отца. — На его лице появилась улыбка, но быстро затерялась в бороде. — Но сын великого отца не значит великий сын, а?

Он был осторожен. Он понимал, что не просто так я пришел, но не спешил ввязываться в то, чего не понимал. Сперва он прощупывал меня.

— Разговор к тебе есть, Бахрам, — произнес я. — И он не для лишних ушей.

— Зачем мне с тобой говорить? Что ты можешь мне сказать, а? Мы и так живем хорошо.

— А можете жить еще лучше.

— А можем и хуже. Твой отец был велик, но он приносил лишь смуту. Нам смута не нужна.

— Как знаешь. — Я спокойно повернулся к нему спиной. — Племен вокруг много, кто-то да захочет поговорить, кто-то сможет выслушать, а кто-то и понять. Когда я вернусь сюда с ними, не обижайся.