Финансирующие науку организации, похоже, не упускают из виду потенциал, который несут исследования толерантности к заморозке. Я говорил с одним ученым, когда-то занимавшимся морозостойкостью насекомых. По его словам, стоило ему переключиться на позвоночных животных, и его «буквально завалили деньгами». Наверно, и я бы не отказался от таких денег, если бы мне их предложили. Но должен признаться, что все это внушает мне беспокойство. Я содрогаюсь при мысли о бочках с замороженными телами и обещаниях бессмертия. Сами собой напрашиваются очевидные выводы, которые нет нужды приводить здесь. И ничто так не оживляет человеческий дух, как чистая наука без каких-либо практических применений.

Я еще не достроил домик в Мэне, а уже стало ясно, что у него большой потенциал. Бубо, мой ручной виргинский филин, счел стропила лучшим насестом, чем деревья в лесу, где ему или ей не давали проходу голубые сойки. Так же и меня в июне оставляли в покое тучи кровососущих мошек и слепней, стоило переступить порог. Летом домик служил мне надежным укрытием. Но, когда на леса в Мэне опустилась зима, он неожиданно пришелся по нраву местной дикой фауне, и многие ее представители сделали из моего пристанища свое.

Масковые бурозубки и полевки Гаппера, зимние гости из подснежной зоны, заходили иногда и ненадолго. А вот представители рода белоногих хомячков решили поселиться у меня на всю зиму. Почему-то домик пришелся им очень по нраву. Но, прежде чем рассказывать о них дальше, их нужно описать и определить. Вот что писал о белоногих хомячках Мэйсон Уолтон, так называемый Глостерский отшельник, в книге «Друзья отшельника в дикой природе, или 18 лет в лесах» (A Hermit’s Wild Friends or Eighteen Years in the Woods) в 1903 году: «В отличие от домовой мыши, белоногий хомячок – красавчик. Он щеголяет в каштановом пиджачке, белой манишке, красновато-коричневых штанишках и белых чулках. Глаза и уши у него необычно большие, так что голова напоминает миниатюрную голову оленя. За это сходство его прозвали “оленьим хомячком”» (Walton, 1903. P. 118).

У молодого оленьего хомячка свинцово-серый мех и белое брюшко. В отличие от луговой полевки, у него длинные лапы, благодаря которым он может скакать как олень. При этом существует два близкородственных вида оленьих хомячков, и официально это название носит только один из них – Peromyscus maniculatus. Другой – это белоногий хомячок Peromyscus leucopus.

Различия между двумя видами едва уловимы. В одном справочнике я прочел, что у белоногого хомячка Peromyscus leucopus хвост длиннее тела, а у Peromyscus maniculatus короче. Но у особей, которых я измерял в своем домике, хвосты с телом были примерно одинаковой длины. Отличить эти виды друг от друга могут только специалисты, и решающий признак – это различия молекулярного уровня в амилазе слюны, ферменте, помогающем хомячкам переваривать крахмал. Билл Килпатрик, специалист по млекопитающим, у которого я проконсультировался, сказал, что мои хомячки точно оленьи, Peromyscus maniculatus. Для меня это важно, потому что известно, что на востоке США только особи Peromyscus leucopus переносят смертельный для человека хантавирус (правда, я не уверен, что вирус, способный передаться от белоногого хомячка P. leucopus человеку, H. sapiens, не сможет передаться и оленьему хомячку, P. maniculatus).

Оленьи хомячки и без хантавируса не совсем желательны в доме, а зимой они прибывают ко мне тучами. Правда, не могу их в этом винить. Это моя ошибка. Чтобы отгородиться от этих мышеобразных с частично древесным образом жизни, нужно было использовать потолочные доски из сухого дерева, которое не стало бы дополнительно усыхать. И не нужно было утеплять потолок пенопластовыми панелями. Меня не предупредили, что представители Peromyscus систематически крошат пенопласт в труху. Он сыплется из щелей между досками, как нетающий снег, и поднимается на воздух, когда пытаешься его подмести. Проникнув в дом, хомячки совершают набеги на сухие продукты и прячут добычу в вашей обуви и постели. Глостерский отшельник жил в допенопластовую эпоху, и вокруг него постоянно было несколько десятков этих животных. Они его развлекали, хотя он и признался: «Я бы не возражал против общества нескольких хомячков зимними вечерами, но совершенно другое дело, когда ты вынужден с ними есть и спать». Уолтон выяснил, что уносить их довольно бессмысленно. Как-то ночью он поймал у себя в доме 28 оленьих хомячков и отпустил на расстоянии полутора километров. На следующую ночь вся компания вернулась, шумно возвещая о своем прибытии топотом крошечных ножек (теперь этот звук знаком и мне). Оленьи хомячки не издают слышимых голосовых звуков и общаются между собой такой вот барабанной дробью, которую люди пока не расшифровали.

Оленьи хомячки милые на вид, и я невольно восхищаюсь их бойкостью и изобретательностью. Они постоянно проживают в лесу, где умудряются строить отличные гнезда и без таких полезных материалов, как пенопласт и севшие свитера. В Вермонте у нас нет ни того ни другого, и эти животные чаще всего остаются на улице. Недавно по крайней мере один такой зверек обосновался в черепе лося, который не первый год висит у меня на стенке курятника (череп памятный: 18 лет назад лося убили браконьеры, и его туша привлекла стаю воронов, с которой начались мои исследования этих птиц в дикой природе). Гнездо, разместившееся в тесной полости черепа, целиком состояло из плотного шарика перьев красной курицы породы Род-Айленд, несомненно собранных в курятнике. 6 декабря 2001 года череп оказался пуст, и я заглянул в скворечник в лесу рядом с вольером с воронами, чтобы посмотреть, не сменили ли хомячки место жительства. Они вполне могли предпочесть просторный скворечник из бревна лосиному черепу, поскольку в природе устраивают гнезда в дуплах дятла. Скворечник сделан из небольшого куска полого бревна, в котором просверлено отверстие, одна доска прибита снизу, а другая приделана сверху с помощью проволоки, чтобы крышку можно было открыть.

Я неловко отсоединил крышку. Когда мне наконец удалось заглянуть внутрь, я увидел типичное крытое куполом гнездо оленьего хомячка. На этот раз оно целиком состояло из шерсти. В гнезде не было никакого движения, так что я стал выдергивать шерсть пучками, – тут же выскочили два оленьих хомячка, кинулись вверх, почти мне в лицо, и длинными прыжками ускакали в лес. Третий хомячок высунул головку из остатков гнезда и пристально уставился на меня большими черными глазами. Я тут же поставил крышку на место и отодвинулся. Тогда оставшийся хомячок выглянул из отверстия, а затем тоже убежал.

Ни в черепе, ни в скворечнике не было запасов пищи, как и в десятках других гнезд, которые я осмотрел. И все же оленьи хомячки делают припасы. Я находил склады семян не только в обуви в своем домике, но и под отошедшей от ствола корой в лесу и в пустых птичьих гнездах, где грызуны специально надстроили купол, чтобы прятать пищу (см. главу 5). Почему они не хранят еду в более удобном месте, прямо у себя в гнезде? Думаю, это вопрос частной собственности. Зимой оленьи хомячки собираются в кучки не только с членами своей семьи, но и с неродственными особями. Даже оленьему хомячку не хочется трудиться и делать вложения, плоды которых пожнет кто-то другой (особенно если это будет не его родственник).