Однако решение, видимо, было принято. Выше кабинета Червоненко. Мои доводы остались неуслышанными…

И вот Дания. Прошло какое-то время, и я с головой ушел в посольские заботы. Дел было много. Кто хочет работать, всегда найдет возможность для приложения своих сил. Из заветов Николая Григорьевича Егорычева, который в 1970–1984 годах работал в этой должности, еще многое предстоит сделать.

Звонок из Москвы. На связи Наталия Ильинична Сац: «Господин посол, товарищ посол, хочу поставить вас в известность, что через несколько дней мы будем в Копенгагене и примем участие в заседании Международной ассоциации детских театров. Я буду представлять нашу страну, однако замечу, что являюсь также президентом этой ассоциации. Буду благодарна, если вы продумаете программу нашего пребывания и поможете ее осуществить».

Дальше шел ряд пожеланий, все они были логичны и понятны: посещение Датской королевской оперы, знакомство с городом, протокольные мероприятия, но одна просьба поставила меня в совершеннейший тупик. Наталия Ильинична просит, чтобы ее приняла датская королева-мать. В те времена это была уже очень пожилая дама, которая давно отошла от дел, редко участвовала даже в протокольных мероприятиях дипломатического характера. Живет она в соседнем с королевой-дочерью дворце и занимается, как свидетельствует просачивающаяся информация, в основном своим здоровьем.

Говорю Наталии Ильиничне о своих сомнениях по поводу возможности встретиться с королевой-матерью. Слышу в ответ:

– Кто-то мне рассказывал, что воспитанники комсомола могут все.

Мы распрощались, и я принялся за подготовку пребывания советского представителя – президента Международной ассоциации детских театров.

Николай Григорьевич Егорычев когда-то рассказал мне, что шеф королевского протокола – человек немолодой – хорошо относился к Советскому Союзу. Многие об этом знали. Его сын, водитель грузовика, был членом коммунистической партии Дании.

Встречаюсь с этим вельможей. Он с первых моих слов о пожелании Наталии Ильиничны Сац встретиться с королевой-матерью отрицательно качает головой. Говорит, что это ни по протоколу, ни по жизни просто невозможно. Тогда, это получилось у меня спонтанно, я начинаю рассказывать ему биографию Наталии Ильиничны Сац. О ее нынешних делах. О Московском детском музыкальном театре, о том, сколько времени ей пришлось провести в лагерях и ссылках. Добавляю, что лет ей уже тоже порядочно (не меньше, чем королеве-матери), и заверяю его, что встреча вызовет обоюдный интерес, что в этой встрече нет никакого политического замысла, главное – искреннее желание Наталии Ильиничны увидеться и поговорить с королевой. Рассказ подействовал.

Шеф протокола берет на раздумье пару дней. Затем перезванивает мне, сообщает о согласии королевы-матери на встречу с Наталией Сац.

И вот пришел этот день. Встречаю делегацию, а это была действительно делегация, потому что кроме Наталии Ильиничны в Копенгаген прилетела еще Людмила Ивановна Швецова, известный общественный деятель, в те времена работник Верховного Совета, давняя, с комсомольских времен, преданная поклонница Наталии Ильиничны, человек, к которому Наташа всегда относилась особенно уважительно и с любовью. В аэропорту она скромно стоит за ее плечами, как и все последующее время, держа в руках перевязанный каким-то непонятным ремешком фибровый чемоданчик, как потом выясняется, тару с различного рода украшениями – бижутерией, которую чрезвычайно любила навешивать на себя Наталия Ильинична. Едем в гостиницу, коротко сообщаю о программе. Говорю, что мы добавили еще посещение домика Ханса Кристиана Андерсена, но для этого придется проехать некоторое расстояние, чтобы поклониться памяти великого датчанина. Программа принимается, и на следующее утро мы едем в королевский дворец.

В машине с советским флагом, в мундире посла, мелодично позванивая орденами, везу Наталию Ильиничну во дворец. Нас встречает сказочно разодетый шеф протокола и ведет в покои королевы.

Пасмурно. Какой-то совсем уж сумрачный зал. В дальнем его конце на диванчике примостилась сухонькая старушка, которая радушно встречает нас. Наталия Ильинична прячет под низкий столик пластиковый пакет, содержимое которого мне неизвестно. Мажордом буквально с первых ступенек королевского дворца предупреждает нас о том, что беседа не может продолжаться более 10–15 минут из-за состояния здоровья королевы-матери. И если мы хотим, чтобы она продолжала жить и крепить дружбу с великим Советским Союзом, мы должны выполнить эту его просьбу.

Вся наша троица согласно кивает. Переводчика нет, потому что Наташа намерена говорить с королевой по-английски. Начинается беседа. После дежурных протокольных слов и расспросов о здоровье, о замечательной датской погоде эти две дамы, я бы сказал, две пожилые барышни, начинают вспоминать прошлые времена, связанные с Москвой, Европой, Есениным, Айседорой Дункан. Постепенно выясняется, что музыкой, музыкальным театром, еще и балетом когда-то увлекалась сама королева. Беседа приобретает неформальный характер, затягивается. Я ерзаю на соседнем кресле, делаю Наталии Ильиничне условные знаки, что пора заканчивать, мы должны думать о сохранении дружеских отношений между Данией и Россией. Наконец Наташа говорит:

– Посол торопит, мы должны уйти, но я не могу не передать вам подарки.

Сначала из целлофанового пакета появляется набор пластинок с операми и балетами Московского детского музыкального театра, которые поставила Наталия Сац, затем извлекается двухтомник «Новеллы моей жизни» на русском языке, затем хохломские чашки, затем традиционная российская матрешка, баночка черной икры и, как восклицательный знак, из пакета извлекается бутылка российской водки. Мажордом хватается за сердце. Две пожилые барышни от души хохочут. Королева-мать искренне благодарит собеседницу за встречу, за возможность окунуться в незабываемые молодые годы, поговорить о жизни, об общих знакомых и конечно же о здоровье. Наконец аудиенция закончена, мы выходим. Мажордом, как и я, промокает пот. Однако он доволен. Доволен тем, что довольна королева-мать. Посольская машина трогается, мы покидаем королевский дворец, и вдруг я слышу неповторимый смех Наталии Ильиничны.

– Что с вами? – спрашиваю.

– Поехали на берег моря, к русалочке, а это буквально в двух шагах, и я все расскажу.

Останавливаемся у изваяния знаменитой датской русалочки, Наташа продолжает улыбаться:

– Она – королева – куда дряхлее меня, хотя и на несколько лет моложе. Ай да русские бабы, ай да Наташа Сац!

Она стремительно идет вдоль набережной. Свищет датский пронзительный сырой ветер, я тащу ее к машине.

– Нет, господин посол, дорогой Боря, вам просто так не удастся упаковать Наталию Сац в машину. Мне кажется, что она заслужила сегодня за свой вклад в развитие советско-датских отношений какой-нибудь симпатичный подарок, – говорит она.

Мы подходим к ларьку, коих несчетное множество в наиболее популярных и посещаемых местах Копенгагена, этой мировой туристической Мекки. Наталия Ильинична показывает мне на какие-то открытки, пустяковые штучки-сувениры, которые я немедленно покупаю. Сгребаю вместе с шоколадкой, которую она разламывает себе и Люде Швецовой, а мне говорит:

– Ну, вам