– На него, блядь, прыгай! – Наташка отскочила от Славика-Стасика, который глухо стонал, держась руками за лицо. – Быстро, Любочка! Быстро, милая! Давай же, сука!!!

Любка прыгнула. Наташка не могла этого видеть, отвернулась. Но когда раздался хруст, ее опять вывернуло.

…Сначала они бежали. Но как оказалось, нарезáли круги вокруг того же дома. А там, в опасной близости, уже стояли и ментовская «шестерка», и «газель» скорой помощи, над которой мелькали синие огни.

Любка прыгнула не очень удачно. Ногу сломала, стонала она! Однако как-то шла. Наташка как могла – наверное, на остатках адреналина – убеждала Любку, что ногу та максимум подвернула, и нечего ныть, сваливать надо, сваливать!

Таксисты не останавливались. Да и кто возьмет двух девок, одна из которых в крови, другая хромает, вцепившись подруге в плечо?

Пришлось красться между домами, гаражами, избегая освещенных участков.

Наташка прикидывала ситуацию. Денег у них нет. Одна сумочка в квартире осталась, другую Любка бросила на козырьке. Конечно, менты на них выйдут, но, господи, пусть это будет не сейчас! После этого кошмара отвечать на вопросы… Сидеть на твердом казенном стуле… Просить у недоброго мента сигарету…

Ей хотелось бросить Любку, забиться в какую-нибудь щель между гаражами и там спать. Спать. И плевать на все.

Боли Наташка не чувствовала, только горел ободранный бок. А вот Люба хныкала.

Наташка даже что-то ей шепотом отвечала. И не сразу заметила, что за ними кто-то увязался.

Сначала это были шаги. Неторопливые, крадущиеся. Необгоняющие.

Тот, кто шел следом, шел не просто так. Он шел с определенной целью. За ними.

Наташа приказала себе: не оборачиваться! Ни в коем случае!

– Не оборачивайся! – прошептала она.

И вдруг преследователь заговорил:

– Девушки! Стойте, девушки!

Как же Наташке хотелось орать! Ведь это…

– Девушки! Побегали, давайте теперь знакомиться…

…это не мог быть Славик-Стасик! Просто не мог! В последний раз он валялся, держась за лицо. Он просто не мог…

– Да постойте же вы!

Рука, его рука вдруг скользнула по ее спине. Наташа все-таки заорала, потащила упиравшуюся Любку. Та, как разглядела Наташа в свете качнувшегося уличного фонаря, зажмурилась. Что ж, это только к лучшему.

– Девушки! Давайте просто в глаза друг другу посмотрим…

– Нет, – тоненько, сквозь зубы, выкрикнула Наташка. – Не-е-е-ет! Не смотри, Любочка, не вздумай, милая! Бежим, Люб, бежим!

Это странное наитие приходило откуда-то… из далекого источника… из пыльного кладезя генетической памяти… из людского опыта, которым все мы кормимся в своих снах… Коллективное бессознательное, или как его там? В институте ведь проходили недавно…

– Да стойте же вы, девушки!

Их преследователь смеялся. Нет, это не Славик-Стасик. После того, что Наташа сделала с его лицом, смеяться невозможно.

Это тот, кто убил тех двоих.

Мысль обожгла. Наташа пошатнулась, и зашлась высоким придушенным воем повисшая на плече Любка. Плечо онемело, налилось тяжестью.

– Не смотри, Любочка! Не смотри на него, пожалуйста!

Она знала: смотреть нельзя! Она знала: надо читать молитву, но слов не помнила и стала отчаянно выкрикивать:

– Чур меня! Чур! Чур! Чур, блядь!

Прямо над головами девушек сверкнула молния, оглушительно бабахнуло, и хлынул ливень. Капли стекали по волосам, по лицу, смывали грязь и кровь.

– Дождик, – прошептала Наташка. – А мы ведь все еще живые… Дождик, Любка, дождик!

Она трясла за плечи скрючившуюся подругу и чувствовала, как уходит страх.

Потом позволила себе оглянуться. Трое парней бандитского вида обступили подтянутого мужика в темных очках, угрожающе водили перед его лицом руками.

Наташа знала: их с Любкой это уже не касается.

Ырка шел за девушками, окликал. Нападать не торопился. Нападать неожиданно – это профанация.

Ырка добивался у своих жертв красивой, богатой ауры. Вот те двое, в его собственном подъезде, – роскошные ауры были у обоих! Особенно перед самым концом, когда появлялась линия покорности – неширокая, неброская, но такая ценная!

Для охотника это – момент наивысшего наслаждения. Не считая самой трапезы, разумеется…

Перед его взглядом, конечно, никто не устоит. Однако, утолив голод, Ырка мог сейчас позволить себе и поиграть: достичь желаемого, не прибегая к последнему средству, покорить жертву словами, интонациями, междометиями.

Одна из девушек давно уже была готова. Вторая пока не поддавалась, не появлялась в ее ауре желанная линия. Странная девка, ведьма какая-нибудь у нее в прабабках… Чует – а может быть, и знает – нельзя оглядываться на Ырку. Да еще «чур» выкрикивает.

Смешная. Какой там «чур»… Ладно, пора догонять, смотреть в глаза…

Хлестнула молния, ударил гром, полило как из ведра. Ырка на секунду зажмурился, и тут его окликнули:

– Алё, уважаемый!

Он повернулся на голос. Неторопливо, вразвалочку к нему подходили лешаки. Трое, все крепкие, жилистые.

– Слышь, папаша, – куражась, сказал один из них, – ты чего сюда забрел?

– Забыл чего? – поддержал второй.

– Поучить надо, – высказался третий, сплюнув сквозь дырку между зубами.

– Беспредельничать не будем, – усмехнулся первый. Похоже, в этой группе он верховодил. – Сейчас папаша по-хорошему перед братвой извинится, и пускай валит.

– Что?!

Ему, Ырке, извиняться перед этим сбродом?!

Один из лешаков толкнул его в грудь. Ырка попятился, выставив перед собой мощные ладони.

…Бой не состоялся – Ырка покинул территорию лешаков. Без всяких извинений, конечно: в конце концов, он же там никого не завалил. Вот завалил бы – другое дело. Против троих он мог и выстоять, но лешаки кликнули бы своих – лес-то, и правда, вот он, рядом – и были бы в своем праве.

А так – ничего.

Пожалуй, даже хорошо, что так получилось: все-таки увлекся, не остановился вовремя. Двоих сожрал – и достаточно.

Ну так остановили его. Спасибо Высшим.

Ливень прекратился так же внезапно, как начался. Господин Болотников прогулочным шагом приближался к своему дому и улыбался: Охота удалась.

Голенький младенец лежал на животике на покрытом шкурой волка столе и отчаянно кричал. Вероятно, он страдал от холода. Или, может быть, боялся трех склонившихся над ним седобородых Мудрейших. А возможно, чувствовал свою судьбу.