– Кошмар. Ким, я уже совсем запутался в этом жаргоне. Это всё слишком сложно, тебе не кажется?

– Ах, бедняжке приходится думать. Ах ты мой слабоумный малыш, ах ты сладкая попка, ах ты плакса, ах ты неженка, ах ты слабачок, ах ты размазня, ах ты девчонка, ах ты…

– Господи Иисусе, хватит, Ким, ты меня пугаешь. Я постараюсь быть внимательней, честно!

Ким громко рассмеялась.

– И конечно, у зелёной самости есть ужасная тёмная сторона. Поскольку, согласно плюрализму, «все люди, все общества, все группы и все ситуации уникальны», самость на этой стадии также становится совершенно уникальной, особенной, исключительной… и поэтому изолированной. То, что поначалу кажется окончательным освобождением самости, ведь она стала такой особенной и уникальной, быстро превращается в её окончательную изоляцию. Полная уникальность – это полная обособленность, а полная обособленность – это полное отчуждение. Радикальный плюрализм, как правило, ведёт к радикальному отчуждению.

Ведь это то, что произошло с отцом? Сначала он был полон заботы, страсти, и желания сделать всех «свободными быть собой», он даже придумал концепцию шоу для PBS[66] – «Свобода быть тобой, свобода быть мной». И всё это кончилось для него одиночеством, отчуждением, отдалением от других людей и даже от тех целей, к которым он стремился. Если Фуэнтес права, логичный исход для такого начала. Злоупотребление нетворкингом[67] привело его к эмоциональной смерти, и теперь сквозь пустые глазницы он с неверием взирает на всё, кроме нетворкинга. Если нельзя ранжировать, значит, нельзя иметь убеждений. Он так широко растянул свои сети, что они остались лежать на поверхности. Он превратился в призрак из машины, поселившийся в пустых коридорах его поверхностного «я».

Я посмотрел на Каролину, Ким, Скотта и Джонатана. Какими мы будем в папином возрасте? Какие прокисшие идеалы будут отравлять нашу жизнь? Сейчас отец работает только в странах третьего и четвёртого мира, где ему вообще ни с кем не приходится общаться. Единственное, что вызывает в нём энтузиазм, – это мысль о том, как облажались остальные. Это приводит его в бешенство.

Карла Фуэнтес, похоже, уже подводила итог своего выступления.

– Как мы видели ранее, развитие происходит путём деления и интеграции. На первой постформальной стадии (зелёный мем) сознание сумело выделить множество систем, но не смогло интегрировать их, поэтому самость и мировоззрение на этой стадии остались расщеплёнными, плюралистическими, недоразвитыми. Самость, слишком увлечённая собой, становится вселенной для самой себя, она погружена в себя и одновременно отчуждена от самой себя. Иными словами, перед нами крайний нарциссизм, зародившийся в данном случае на очень высоком уровне развития. И как только этот относительно «высокий» нарциссизм вступает в контакт с остаточным эмоциональным нарциссизмом красного мема, получается взрывная смесь: бумерит, готовый к извержению.

«Люди хотят унизить нас, Говорят о моём поколении, Лишь потому, что мы здесь и сейчас, Говорят о моём поколении…»[68] О моём поколении его представители говорят сами. Я сама как будто являюсь духом этих ребят. Я участвовала в Лете любви. В меня стреляли в Кентском университете. Моё сердце разбили три политических убийства, и оно истекло кровью. Оно до сих пор слегка кровоточит, роняя на землю одинокие тёплые капли. Я была войной, расколовшей страну. Я наблюдала, как втаптывали в грязь бедных и беззащитных людей. Я пела песни свободы и танцевала под них, пока мои ноги не превратились в лохмотья отчаянья.

В моём случае небо стало женщиной, и в её щедром теле я до сих пор пою те же песни.

Фуэнтес поставила слайд 4: «Автономная самость – глобальная самость».

– Как я уже говорила…

И прежде чем доктор Фуэнтес успела закончить свою фразу, Каролина, которая всё сильнее возбуждалась с каждой следующей презентацией, не сдержалась и выкрикнула:

– Доктор Фуэнтес, не хотела вас прерывать, и я знаю, что обсуждение запланировано на другое время, но многие из нас действительно больше не могут слушать эти ваши измышления. То, как вы ранжируете людей, просто недопустимо.

– Никому и никогда не удастся ранжировать людей, – ответила Фуэнтес, – однако можно определить широту человеческого мышления. Нравится вам это или нет, но согласно исследованиям, ваше собственное возражение является признаком очень высокой стадии морального развития. Мы же просто пытаемся способствовать тому, чтобы как можно большее число людей открыло в себе такое же обширное чувство заботы, внимания и сострадания. Все волны сознания потенциально доступны всем людям, так что ранжировать людей невозможно.

– Но зелёный отказывается признавать второй порядок и даже борется с ним, – выкрикнул кто-то из зала.

– Это правда. Зелёный с недоверием смотрит на всё, что относится ко второму порядку, и иногда дело доходит до откровенной ненависти, которая, как правило, прикрывается добродетелью. Как вчера заметила доктор Хэзелтон, жёлтый уважает и понимает иерархии роста, ранжирование ценностей, системы глобальных связей и здоровый индивидуализм. Но зелёный, услышав слова «система», «ранжирование», «иерархия» и «индивидуализм», тут же поднимает тревогу: «Угнетение! Подчинение! Маргинализация! Элитизм! Высокомерие!»

– Вообще-то, есть одно простое правило: глядя на жёлтый, зелёный видит красный, – произнесла она медленно, как будто стремясь подчеркнуть важность сказанного. – Понимаете? Зелёный принимает жёлтый за высокомерный и жестокий красный, и поэтому агрессивно реагирует на него. Конечно, зелёный в этом не виноват – он просто не видит жёлтого и, считая его ужасным красным мемом, не может правильно оценить его действия. Поэтому каждый раз, сталкиваясь с жёлтым, зелёный стремится его уничтожить или деконструировать.