Татка смеется и сквозь хохот с трудом можно разобрать её слова о том, что от такого предложения ей довольно трудно отказаться. А потом смех стихает. И некоторое время мы просто стоим, глядя друг на друга.

Эпилог

Тата

— Привет! Не ожидала, что ты так рано освободишься, — улыбаюсь я и ныряю в открытую передо мной дверь пафосного Майбаха мужа. — А тут у нас кто? Моя маленькая мышка! Ой, а сколько слюней… Тянусь через мужа к автокреслу, в котором, улыбаясь во весь свой беззубый рот, как на троне, сидит наша дочка.

— Это кто был?

— Где? — удивленная тоном мужа, замираю с рукой, занесенной в воздухе, и встречаюсь взглядом с его чуть прищуренным взглядом.

— Тот смазливый громила в генеральских погонах.

Хмурюсь сильней. Смазливый? Оборачиваюсь к окну, за которым будущий муж одной из моих пациенток как раз садится в свою машину. Огромный, ему под стать, внедорожник.

— Это муж моей пациентки. Нам нужно было обсудить её операцию, а поскольку я так и не пообедала и жутко хотела есть…

— Как? Опять? Мы же договаривались, что ты будешь выделять на это время, что бы там ни случилось. Кто съел твой обед на этот раз?!

Перевожу взгляд на нахмурившую бровки дочку. Треплю ее по пухлой щечке и успокаивающе улыбаюсь. В принципе нам не привыкать к бешеному темпераменту нашего папочки, но иногда он переигрывает. Впрочем, мы вообще… вот вообще не жалуемся.

— Елизавета Петровна из восьмой палаты. У нее совсем никого нет. Даже проведать некому. Представляешь?

Клим вздыхает. Достает из внутреннего кармана пиджака смартфон и командует:

— Диктуй.

— Что именно?

— Список страждущих. Я буду заказывать обед и на них. Если это единственный способ заставить тебя поесть.

— Эй! — кладу руку поверх широкого запястья мужа, млея от того, что могу касаться его, столько, сколько моей душе будет угодно. — Я ем. Просто сегодня так вышло. Застряла в операционной. Не пропадать же добру.

— Ну, да. Тем более что тебя всегда есть кому накормить.

Терентьев бросает хмурый взгляд на злосчастный внедорожник.

— Постой-постой… Ты ревнуешь!

— С чего бы это?

— Нет! Ты ревнуешь… Как ми-и-и-ило! — наклоняюсь к мужу, трусь лицом о его грудь, а меня за воротничок ухватывают цепкие ручки дочки. Понятно. Маленькая проказница проголодалась. Да и я уже переполнена настолько, что это начинает причинять боль. Клим понимает все с полуслова, нажимает кнопку, поднимая разделяющее нас с водителем стекло и отстегивает Танюшку. Пробегаюсь пальцами, расстегивая хлопковую летнюю блузку, забираю дочку из его рук и прикладываю к груди. Терентьев с жадностью наблюдает за происходящим. У него явный пунктик на этот счет, который он и не пытается скрыть.

— Не смотри так на меня, — невольно ерзаю на сиденье.

— Это еще почему?

— Ты знаешь! А дома мы будем еще бог знает когда, и не факт, что нам удастся уединиться сразу.

— У нас опять гости?

— Мама с Никой обещали заехать. А к ним, как всегда, кто-нибудь упадет на хвост.

Танюшка «отпочковывается» от одной груди, и я поворачиваю ее к другой. Из-за установленного автокресла даже в просторном салоне Майбаха нам втроем довольно тесно. Я то и дело касаюсь Клима, и от этого сгустившееся между нами желание разгорается все сильней.

— Ты знаешь, как я люблю Ани, но то, что она делает со стариком — за гранью моего понимания.

— Пусть они сами разбираются в своих отношениях, — успокаивающе поглаживаю мужа по коленке. Он перехватывает мою ладонь и сдвигает намного выше, чем я планировала. Во рту моментально пересыхает. Я сглатываю и сильнее сжимаю пальцы.

— Так и знал, что ты будешь ее защищать! — бормочет немного задушено.

— Я не защищаю. Просто мама — взрослая женщина…

— За которой скоро закрепится слава аморальной! Клянусь, я видел, как она тайком выбегала из офиса, застегивая пуговички на блузке.

Замираю с открытым ртом:

— Ты шутишь!

Нет, не то, чтобы я ханжа. Но моя мама… Моя королева-мама! И где? В офисе! Впрочем, с тех пор, как отец Клима возглавил одну из дочек его кампании и вышел на рынок адаптивных технологий 3-D-печати, он целыми днями пропадал на работе.

— Да вот те крест. Это было… хм… ужасно.

— Ты просто завидуешь.

— Чему?

— Их насыщенной приключениями сексуальной жизни!

— Матерь божья, Татка! Как ты можешь? Им же… они же… старые! Какие приключения?

— Судя по всему — завидные! Они, может, потому и не женятся, что вот так веселей…

— Звучит так, будто ты жалеешь о нашей свадьбе, — суживает глаза Терентьев.

Смеюсь тихонько, чтобы не разбудить прикорнувшую дочку. Многозначительно кошусь на креслице, давая понять, что неплохо бы его установить в положение «лежа», и перекладываю Танюшку.

— Ни в коем случае. Не жалею! Ты же знаешь. Наша свадьба — лучшее, что вообще могло со мною случиться.

— Да. Это было занятно.

Клим потирает небольшой, едва видный шрам на руке, которым он обзавелся во время проведения одного из многочисленных обрядов, сопровождавших нашу свадьбу. Вообще, конечно, этот ритуал не требовал кровопролития. Так получилось случайно… И супер-эффектно, как утверждал мой муж. А ведь всего лишь полагалось разбить две тарелки о порог дома, чтобы узнать, кто в нем будет верховодить. Ну, я и разбила, пока Клим с голодухи поедал лаваш с собственного плеча (#1). Да так приложилась, что один из осколков встрял Терентьеву в руку. Пришлось оказывать ему первую помощь… На нашей свадьбе хоть и хватало других врачей, своего любимого мужа я никому из них не могла доверить.

— Так, значит, тебе не хватает сексуальных приключений?

— Разве что самую малость. Согласись, когда у тебя маленький ребенок, работа и куча забот… это… сказывается.

— Ты недовольна нашей интимной жизнью?!

Заело его, что ли?! Удивленно вскидываю брови и понимаю, что… Вот же черт, похоже, я наступила на больную мозоль!

— Я всем довольна. Более чем, но, думаю, ты согласишься, что было бы неплохо нам с тобой проводить больше времени вместе. Только ты и я. М-м-м? Что скажешь?

— Скажу, что это было бы замечательно. Нет, Танюшка — чудо и прелесть, я ее обожаю… — Терентьев касается указательным пальцем носика нашей крохи, боясь спугнуть ее сон.

— Но когда она не начинает пищать в самый ответственный момент, обожать её как-то легче? — закусываю подрагивающую от смеха губу.

— Разве что самую малость… Ну, говори, что ты уже задумала!