– Вы все это выяснили здесь? – еле слышно спросил Гриф. – Вот тут, в Клинике?

– А то! – приосанился капитан. – Не при мне, правда, при мне тут работали с нитью… Сейчас работают. И разрабатывали лекарственные средства против плесени. Лекарственные. Это я в базе своего предшественника нашел. Бедняга так быстро уехал отсюда, что оставил вещи и файлы.

– Значит, заражены…

– Поверили? – Капитан захлопал в ладоши. – Поверили!

В голосе капитана был неподдельный восторг, в глазах… В глазах было другое, но мало ли что может быть в глазах пьяного человека.

– Это и есть черный юмор. Придумать историю, глупую до абсурдности, и скормить ее человечеству. Или человеку. Заразить. Это не плесень, но очень похоже. – Горенко стал серьезным. – Есть еще один вариант шутки. Заражать может только тот, кто инфицирован первым. Не знаю как… Предположим, что где-то, скажем, в шариках, есть возбудитель. Так вот, все, кто заражен этим первым, чтобы выжить, ловят здоровых и приводят их к нему. Он возлагает руку, говорит сакраментальное: «Бери и носи». Группа живет еще двенадцать часов. Эта Конкретная группа. И верят, представьте себе, – я проверял. Это похоже на историю о вампирах, потому и верят. А вот если уничтожить главного носителя, то…

– Что? – спросил Гриф, понимая, что Горенко будет тянуть паузу до бесконечности.

– А не скажу! – Капитан хлопнул руками и показал пустые ладони. – Нету, улетело. Люди хотят жить. Люди сделают все, чтобы выжить. Как полагаете, если такую вот шутку выпустить в Сеть? Создать вот такую дополнительную реальность? Врачи молчат, потому что им так приказали. А на торпедах возят здоровых к главному носителю… Или катают этого главного из города в город. Какая может начаться замечательная истерия! Такого даже после Встречи не было. Или еще…

– Хватит, – сказал Гриф.

– Почему? Надоело? А ваши истории о свободных агентах? Вас выбрали Братья, дали вам оружие… Вы же стреляли из своего «блеска»? И как оно? Я вот, например, ни разу даже в руках не держал. За какие заслуги вас выбрали Братья? Нет, мне действительно интересно. За какие такие заслуги?

Капитан стал трезвым.

Вот только что еле ворочал языком и не мог совладать с расползающимися зрачками – и вдруг взгляд стал пронзительным, а возле губ пролегла жесткая складка.

Гриф уже собирался встать с кресла и уйти. Но внезапная метаморфоза капитана остановила его. Голос, взгляд – нечто вырвалось из глубины капитановой души… Из того сумрачного места, где душа когда-то обитала. И это нечто было опасным и жестоким. К нему нельзя было поворачиваться спиной.

– Я раньше работал по Сетевым партизанам. – Капитан откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди. – Разного повидал, поговорил с разными смешными человечками. Не поверите – даже партизаны не выставляли в Сеть всего, что накопали. Вроде бы все несут, весь мусор и грязь, бочки дерьма выплескивают через Сеть в мозги человечества – и вдруг… Тихонечко отсортировали и отложили в свой архивчик, для лучших времен. Чтобы раньше времени не спровоцировать народный гнев. И что забавно: андеграунд-порно снимают, создают латексных Братьев, доводят девок до безумия или просто убивают в кадре руками этих кукол – и дают народу полюбоваться, а простое исследование, основанное на обычной логике… Такое себе умозрительное эссе вдруг изымают. Я сохранил для себя… на память немного таких умственных штучек. Хотите ознакомиться?

Гриф промолчал.

– Я настаиваю, в конце концов. – Капитан поднял правую руку над головой, щелкнул пальцами. – Идентификация голоса, – сказал он.

Свет в кабинете померк, прямо над столом высветилась голопанель. От нее оторвались и вплыли в воздух разноцветные звездочки файлов.

– Вот хотя бы этот, – тронул капитан одну из красных звездочек пальцем.

Звезда развернулась в кадропроекцию.

Ряды книг, письменный стол, заваленный бумагами, освещается низко опущенной настольной лампой. Лица человека в кресле не видно – только руки. Руки пожилого, даже старого человека, испещренные морщинами и перетянутые вспухшими венами. Ногти аккуратно обрезаны и даже отполированы. Ни колец на пальцах, ни часов на запястье.

Ровный, неторопливый голос. Голос человека, привыкшего выступать, чуть неуверенный оттого, что на этот раз вместо аудитории – сенсор кадра.

– Здравствуйте, – сказал человек.

Нелепое начало для агитационного выступления в Сети. Говоривший это и сам, видимо, понял, кашлянул, чтобы скрыть растерянность.

– Возможно, мне не следовало этого делать. Мое выступление… мои слова ничем не подтверждены и не могут быть подтверждены ничем. Только рассуждения. Но за Последнее время слишком часто приходят мне в голову мысли…

Пальцы сжались в кулак, человеку не нравится то, как он начал, человек злится на себя за это, но запись не прекращается.

– Когда произошла Встреча, я затаил дыхание. Я, знаете ли, из того поколения, которое ждало Контакта. Верило и надеялось. Никакая цена не казалась мне слишком большой за возможность встречи с иным Разумом Иная логика, иные чувства. Да, смерти – это плохо. Уничтоженные города, погибшие люди… Словно плохая экранизация «Войны миров». Очередная плохая экранизация. С другой стороны, думал я, кризис при Контакте неизбежен…

Горенко слушал, прикрыв рукой глаза. Могло показаться, что он спит. Но он не спал. Наблюдатель перед пультом тоже не спал, хотя могло показаться, что именно это он и делает, уронив голову на пульт. Такое не допускалось инструкцией. За такое полагалось взыскание, и очень серьезное. И то, что экраны нескольких мониторов были испятнаны брызгами какой-то жидкости, тоже неминуемо повлекло бы за собой наказание. Если бы у наблюдателя не имелись смягчающие обстоятельства.

Даже самый придирчивый и вздорный начальник согласился бы, что дырка в затылке дежурного наблюдателя, пробитая девятимиллиметровой пулей, полностью оправдывает его позу и объясняет, чем именно испачкан пульт. И пол.

Кровь медленно капала с края пульта.

Рука наблюдателя время от времени вздрагивала, но это ровным счетом ничего не значило. У убитых есть свои развлечения.

Артем Лукич Николаев спал плохо. Он и в обычное время засыпал с трудом и несколько раз за ночь просыпался при малейшем постороннем звуке. Ветер может шуметь или, там, ливень – Лукич будет спать, но стоит чему-нибудь легонько стукнуть за окном…

Еще со срочной службы осталась у Лукича такая привычка – просыпаться за пятнадцать минут до появления начальства. Задремав на посту, рядовой Николаев успевал открыть глаза и согнать с лица дремоту, прежде чем появлялся проверяющий.

Вернувшись домой, младший сержант Николаев пошел работать в милицию, некоторое время ездил для этого в город, а потом стал участковым в родных местах. Город ему никогда не нравился, а тут, дома, все было как-то ближе, понятнее.