Сначала она звонила – он не отвечал. Потом писала эсэмэски –как в пустоту. Потом она позвонила его маме, в надежде, что та доведет до егосознания, как она, Таня, страдает – мать ей посочувствовала, но заметила Тане,что ее сын всегда принимает решения исключительно сам.

А потом получилось так, что некий хирург с голосом изфранцузского кинематографа пятидесятых и с дебильным именем Эдик сказал ей, чтоон ничего не боится.

Мне все равно придется вас у него отбить, сказал он ей.Зачем вы мне про него рассказываете?

И все изменилось.

Поначалу Таня уговаривала себя, что измениться ничего неможет – в конце концов, она знать не знает этого Абельмана, и не нужны ейсейчас никакие романтические истории, ибо последняя из них летит под откос, такчто жизнь трещит по швам, и Таня понятия не имеет, как это остановить! Еще оназвезда, ее знают миллионы мужчин, и им кажется, что они ее хотят, но это ничегоне означает, уж ей ли не знать!.. И у нее сын, который стал запираться в своейкомнате, и с тех самых пор, как мужчина ее жизни поселился у них в доме, они ниразу не ели вместе воблу, сидя на полу на террасе!

Как из всего этого выбираться, Таня не знала, и никакиехирурги не могли бы ей в этом помочь.

Но в тот раз, когда Абельман сказал, что ничего не боится, ееоборона вдруг показалась ей смешной и жалкой.

В конце концов, чего она уж так боится?! Этот хирургприятный мужик, образованный и с чувством юмора, и у него хватает мозговразговаривать с ней, а не повторять безостановочно пошлые комплименты ивыспрашивать, правда ли, что Андрей Малахов женился на Дарье Донцовой!..

Таня сходила с хирургом в ресторан.

Она опоздала, и он смешно ругал ее за это, говорил, чтоотстоял сегодня три операции и хочет есть, как крокодил, но не ел специально,«нагуливал аппетит», приберегал его для ресторана с Таней.

Он заказал столько еды, что хватило бы человек на шесть, ивсю ее съел. Он вовсе не был похож на Колечку с его брюхом, подпертым ремнем.Брюха у Абельмана не было вовсе, он был высоченный, широкий, со здоровенными ручищами.

– А что вы думаете? У меня работа физическая, – говорил он,доедая из ее тарелки какие-то мудреные макароны. – Это у вас умственная, а мынарод простой, все больше руками работаем!

Потом они еще сходили в кино, и там ее кавалер немедленнозаснул, причем заранее предупредил, что в кино он спит всегда. Это тоже былосмешно, и она оценила, что он все-таки пошел с ней и как-то сразу не стал ни вочто играть – не брал ее за руку, не прижимался коленом в темноте, не улыбалсяплотоядно и со значением, когда на экране целовались. Он на самом деле заснул,подперев рукой небритую щеку, а когда кино закончилось, проснулся и попросилТаню рассказать вкратце, о чем шла речь.

– Фильм-то модный, – объяснил он жалобно, – и я на неговроде бы даже сходил! Мне же нужно всем рассказать, понравилось или нет!

Еще он объявил ей, что был женат два раза и обе его жены –прекрасные женщины! – не вынесли его работы и его образа жизни.

– Так что в данный момент, – заключил он, – я временно неженат и пользуюсь этим налево и направо!..

И как-то так вышло, что о Колечке она позабыла!.. То есть нето чтоб позабыла, а перестала по нему убиваться, что ли! Вдруг ей показалось,что жизнь не кончится завтра, даже если Колечка ее покинет, а, может быть,только начнется, и что фатальных ошибок, из-за которых не хочется жить, онаникаких не совершила, и ни в чем она не виновата, и что все ее шелковые пижамыможно немедленно отдать Ритусе вместе с двумя халатами, голубым и розовым,которые Таня ненавидела!..

Можно все!

Можно спать с открытыми окнами, разгуливать по спальнеголой, есть воблу, сидя на полу на террасе, запивать ее пивом и утирать ротрукавом, если вдруг захочется его утереть!

Можно до ночи сидеть за компьютером, а потом спать доодиннадцати. Можно до рассвета пробыть в монтажной и выйти из серогоостанкинского здания, когда уже начнет светать и солнце будет плескаться впруду, словно это не грязная лужа, а самый настоящий пруд! И таксисты-частники,позевывая, будут зазывать ее к себе: «Садитесь, девушка милая, мигом доедем! Авам куда?» Можно поехать к маме на выходные, наесться до отвала пирога смалиной, можно читать Максу на ночь Вудхауза, не опасаясь Колечкиного гнева.Колечка всегда гневался, что она слишком обожает своего великовозрастногосыночка. Где это видано, читать на ночь книжки пятнадцатилетнему парню!

Так она уговаривала себя и почти поверила в это!

И когда Колечка возник на пороге гостиной, даже не сразунашлась что сказать.

Поздороваться она поздоровалась, а что дальше говорить, незнала.

– Колечка, – жалобно позвала она, когда он не отозвался. –Ты со мной не разговариваешь?

Он молчал и сопел, снимая ботинки.

– Хочешь чаю? – предложила Таня. – Ритуся только чтозаварила! Очень вкусно, с мятой.

Колечка, не глядя на нее, буркнул, что не хочет.

Вообще-то он приехал мириться. В квартире на окраине Москвы,которую он делил с замужней сестрой и племянницей, было гораздо хуже, чем надаче у Тани Красновой, а он уже давно отвык от коммунального быта, тонких стени кошачьей вони в подъезде. И денежки у него почти закончились, а он уже отвыксчитать деньги и жить от зарплаты до зарплаты. И машину нужно было починить, аон отвык от всяких проблем с машиной, ибо имя Красновой даже на сервисе творилочудесные чудеса.

Помириться было бы неплохо.

Да он и ехал, чтобы помириться!.. Но, увидев ее, звезду всехвремен и народов, красавицу и умницу, чтоб ей пусто было, даму из Амстердама,всю такую-растакую, решил, что мириться просто так – глупо.

Нужно сначала повоспитывать ее. Помолчать. Повздыхать. Можетбыть, собрать вещи. Не обращать внимания на умоляющий тон и просьбы о прощении.

Ей, видите ли, ремонт не понравился, который он затеялспециально для нее! Он так старался, а она что себе позволяет?! Если ей ненадо, так и пожалуйста, он готов вообще ничего не делать!.. Ему-то это зачем?!У него все и так хорошо, без ремонта! Если она такая королева Шантеклера,пожалуйста, пусть сама делает свой ремонт! Ему-то что!

Он не понял, что случилось. Он сто раз применял к ней всеэти приемы, и они действовали безотказно, а тут вдруг дали осечку!..

– Отлично, – сказала умница и красавица чужим телевизионнымголосом после того, как он в пятый раз прошел мимо нее из спальни в столовую,храня ледяное молчание. – Я все поняла. Ритуся сейчас соберет твои вещи, и тыуедешь.

Колечка в это время стягивал носок. Он любил в конце дняполежать на диване в одних трусах. Он перестал стягивать, остановился ивоззрился на нее.