Она работала у Чермака десять лет, следовательно, сейчас ейтридцать пять или тридцать шесть. Глебов посмотрел ее личное дело, где не былони слова о муже Грицуке, зато была дата рождения. Когда-то она училась впрестижнейшем институте, куда брали только своих, да, кажется, и сейчас беруттолько их! Она говорила по-английски и по-китайски, поступила в аспирантуру, нокак раз десять лет назад из нее ушла. Хотелось бы знать, почему? И еще – почемутак долго она довольствуется ролью секретарши, пусть и в очень крупном ипроцветающем издательстве? С ее образованием и внешностью давно можно было возглавлятьпредставительство большой иностранной фирмы или, на худой конец, таблоид, гдепечатают фотографии знаменитостей. Она отлично смотрелась бы на сцене, в цветахи огнях, провозглашающая тост за десятилетие своего журнала!..

– Михаил Алексеевич, вы меня слышите?

– Слышу, – сказал Глебов и оторвался от созерцания салата. –Вы говорили что-то про документы, которые собирали всю жизнь.

– Я вышла замуж не по собственной воле, – отчеканила она. –Мой муж был человеком… страшным, Михаил Алексеевич. Я поняла, что смогуотделаться от него, только если соберу какие-то сведения о нем, которыми смогуего шантажировать.

Глебов ничего не понял:

– Шантажировать?!

Она опять посмотрела исподлобья, и он опять не выдержал,заморгал, повел глазами, чувствуя себя ужасно.

Нет, когда-то с ведьмами умели обращаться правильно. Накостер, и дело с концом!..

– Да, Михаил Алексеевич. Если бы у меня было достаточносведений о его жизни и я могла бы припугнуть его, что отнесу их в прокуратуруили хотя бы Чермаку, он отпустил бы меня.

– Послушайте, – начал адвокат Глебов, – вы говоритеглупости, неужели вы сами не понимаете?! Какой-то шантаж, сведения, прокуратура!..И все это для того, чтобы избавиться от мужа?!

– Да.

– Вы перепутали времена, дорогая, – сказал Глебов твердо. –Это в Вероне мужей травили и подсыпали им яд в суп! В Средние века это было.Нынче так никто не делает. Нынче идут в загс и разводятся. Или вы католичка?

– Я не католичка. Но я вышла замуж по принуждению, и этотчеловек, мой муж, поломал мне всю жизнь. Всю!..

Ее пальцы сжались на скатерти в остренький кулачок, и темнымогнем полыхнул камень на побелевшем от напряжения суставе.

Глебову вдруг стало страшно.

Куда я лезу?.. Зачем?.. Еще не поздно отступить! Вон дверь,вон моя машина – путь свободен. Я выйду отсюда и заставлю себя обо всемпозабыть, в том числе и о письме, пришедшем по электронной почте! Пусть этаведьма разбирается со своей жизнью сама. Не в Вероне же мы, в самом-то деле!..

– Вам когда-нибудь кто-нибудь ломал жизнь?

– Светлан, простите меня, но я ничего не понимаю из того,что вы говорите.

– Мой отец всю жизнь проработал в Министерстве сельскогохозяйства. Он был начальником управления и очень деловым человеком. Мы всегдажили хорошо, даже когда началась перестройка и все стали жить плохо. Однажды япрочитала про девяностые годы, что тогда была «зоологическая демократия», и этоочень верно, Михаил Алексеевич.

– При чем здесь демократия?

– При том, что тогда все жили в соответствии сзоологическими законами.

– Законы всегда только законы, Светлана.

– Вам видней. Но все равно тогда они были зоологическими.Или ты сожрешь, или тебя сожрут и не подавятся.

– О, времена, – сказал Глебов по-латыни. – О, нравы!..

Он изо всех сил сопротивлялся ее рассказу, он уже не хотелего слушать, потому что боялся. За себя и за нее.

Что он станет делать, если она сейчас признается ему вубийстве?! Или еще в чем-то худшем?!

– Мой отец принял несколько очень рискованных решений. Какобычно, он принимал их не один, но люди, которые вместе с ним должны были быотвечать, как это говорится, по всей строгости закона, оказались, видимо, умнеемоего отца. Когда началось следствие, получилось так, что все бумаги подписанытолько им и он виноват во всем.

– Какого рода решения?

– От имени министерства он продал несколько огромныхземельных владений в Подмосковье каким-то сомнительным личностям. Конечно, онне имел права их продавать, это была государственная собственность, конечно, занее заплатили миллионы. Не только моему отцу, но и всем остальным.

Глебов вдруг начал что-то вспоминать.

– Но вашего отца ведь так и не посадили, верно? Его фамилияСнегирев?

– Не посадили, – подтвердила она. – Потому что вмешалсяЕвгений Иванович Грицук, его давний приятель. Он сказал, что все уладит, но вобмен на меня. Или он получает меня в личное и безраздельное пользование, илимой отец садится в тюрьму навсегда.

– Именно навсегда?

– Да. Мой дедушка был политическим заключенным. Его посадилив конце войны, и он отсидел до пятьдесят третьего года. Мой отец родился вСоликамске и всю жизнь очень хворал. Если бы не мама и бабушка, которые за нимухаживали, как за ребенком, он бы давно умер. В тюрьме он умер бы сразу же.

Глебов помолчал. Ситуация прояснялась, но не слишком.

– И что было дальше?

Она посмотрела на него. Щекам его стало жарко, и почему-тозачесался глаз. Ведьминские чары, должно быть, подействовали.

– Я немедленно вышла замуж за Евгения Ивановича Грицука, иотца тихо и спокойно отправили на пенсию. Вот и все. Никакой тюрьмы и сумы.

– А если бы вы вышли, а отца вашего все-таки посадили? Онведь вовсе не был всесильным, этот ваш Грицук!

– Михаил Алексеевич, не притворяйтесь! Мне и так оченьтрудно во всем вам признаваться.

– Нет, ну работал ваш муж какое-то время в администрациипрезидента, но все же он ведь не генеральный прокурор!

– Он сказал, что уладит это дело, если я выйду за негозамуж. Я согласилась, и с отца тут же сняли все обвинения. И я вышла замуж.

– Зачем?! – искренне поразился Глебов. – Если обвинения ужесняли, зачем вам было выходить за него?!

– Грицук пообещал, что делу не будет дан законный ход, покая остаюсь с ним. Как только я сделаю попытку к бегству, следствие сразу жевозобновляется. На дела, где речь идет о миллионах, срок давности нераспространяется, как вы догадываетесь.

– По-разному, – сказал Глебов.

– Я все проверяла, Михаил Алексеевич. У меня были деньги ивполне осведомленные юристы. Но ни один юрист не может помочь, если человекарешили… закопать. Нужно было закопать хоть кого-то, и выбор пал на моего отца.Только и всего.