сомнамбулического транса, подумала я. Выражение его лица совсем не изменилось, он смотрел словно сквозь меня, и ему явно не нравилось то, что он видел.

— Джейми! — резко окликнула его я. — Джейми, проснись!

Он заморгал и вдруг увидел меня. Хотя на лице оставалось все то же выражение загнанного зверя.

— Все в порядке, — ответил он. — Я не сплю, — произнес он таким тоном, словно убеждал сам себя.

— Но что случилось? Тебе привиделся кошмар?

— Сон. Да, я видел сон…

Шагнув вперед, я положила руку ему на плечо:

— Расскажи. Он не будет тебя больше мучить, если расскажешь.

Он крепко сжал мои руки, словно ища опоры. В окно смотрела полная луна, и я отчетливо видела, как напряжена каждая мышца его тела. Он был тверд и неподвижен, как камень, но внутри таилась скрытая энергия, готовая вырваться наружу.

— Нет, — ответил он все еще каким-то потусторонним голосом.

— Да, — настаивала я. — Скажи мне. Скажи, что ты видел.

— Я не могу… видеть ничего… Я ничего не вижу…

Я развернула его лицом к яркому лунному свету, льющемуся из окна. Похоже, свет помог, дыхание стало спокойнее, и он, останавливаясь, запинаясь, начал рассказывать.

Ему приснились каменные стены Уэнтуортской тюрьмы. И в комнату вошло привидение Джонатана Рэндолла. И оно, абсолютно голое, улеглось на кровать, поверх моего шерстяного покрывала.

За спиной Джейми слышал хриплое дыхание. Влажная, покрытая потом кожа касалась его тела. Он скрипел зубами от отчаяния. Призрак, почувствовав легкое движение, рассмеялся.

— О, у нас есть еще время, прежде чем мы повесим тебя, мой мальчик, — прошептал он. — Много времени. Достаточно, чтобы получить удовольствие.

Рэндолл внезапно грубо и резко дернулся, и Джейми непроизвольно издал сдавленный стон.

Рука Рэндолла откинула Джейми волосы со лба, убрала их за уши. У самого своего уха Джейми ощущал горячее дыхание и отвернулся. Но со свистом вырывающиеся изо рта слова продолжали преследовать его.

— А ты когда-нибудь видел, как вешают человека, а, Фрэзер?

Слова звенели в ушах. Не дожидаясь ответа, длинная тонкая рука обвилась вокруг талии, стала поглаживать по животу, опускаясь все ниже.

— Ну, конечно, видел! Ты ведь был во Франции, наверняка видел, как там вешают дезертиров… А знаешь, что висельник опорожняет кишечник по мере того, как петля все туже затягивается на горле?

Рука гладила, легонько щекотала, теребила, снова начинала гладить. Джейми вцепился здоровой рукой в край койки и изо всех сил вжался лицом в кусачее одеяло, но слова все равно доставали его.

— Вот что случится с тобой, Фрэзер. Еще каких-то несколько часов — и почуешь петлю на своей шее. — Рэндолл самодовольно рассмеялся. — И ты пойдешь на смерть, а задницу твою будет жечь от моих ласк, а потом из тебя начнет выходить дерьмо и стекать по ногам, а вместе с дерьмом — следы моей страсти и капать на землю, под виселицей…

Джейми не издал ни звука. Он ощущал свой запах, вонь грязи и нечистот темницы, с кисловатым привкусом пота от страха и ярости. А от человека за его спиной несло животным, и этот запах перекрывал нежный аромат лавандовой туалетной воды.

— Одеяло… — сказал он.

Глаза его были закрыты, лицо, освещенное луной, искажено.

— Оно было такое жесткое и колючее, и я ничего не видел, кроме каменной кладки тюремной стены. Не на чем было остановиться глазу и мысли… Я ничего не видел. А потому не открывал глаз и думал только об одеяле под щекой. Это все, что я чувствовал… Кроме боли… и его. Я вцепился в это одеяло…

— Джейми, позволь, я обниму тебя. — Я говорила нарочито спокойно, стараясь унять клокотавшую в нем ярость.

Он так крепко вцепился в мои руки, что они онемели. Но придвинуться к себе не позволял, держал на расстоянии, словно боялся приникнуть ко мне.

Внезапно он отпустил руки, отшатнулся и повернулся к залитому лунным светом окну. И стоял, весь напряженный и дрожащий, точно туго натянутая тетива, однако голос звучал спокойнее:

— Нет, девочка. Не для того я с тобой встретился. Ты не должна… быть замешана в этом.

Я сделала к нему шаг, но он быстрым жестом остановил меня. И снова повернулся лицом к окну, уже совсем спокойный, с пустым, ничего не выражающим лицом, словно стекло, через которое смотрел.

— Ступай ложись, девочка. Мне надо немного побыть одному. Все хорошо, все в порядке. Просто тебе нельзя волноваться.

И, раскинув руки, обнял оконную раму и всем телом заслонил лунный свет. Плечи его напряглись от усилия, и я поняла, что он изо всех своих сил вжимается в эту раму.

— Это всего лишь сон… Джек Рэндолл мертв.

В конце концов я заснула, а Джейми все стоял у окна, всматриваясь в лик луны. Пробудившись на рассвете, я увидела, что он, завернутый в плед, спит, скорчившись, на подоконнике.

Мои движения разбудили его, и он вновь был самим собой — уравновешенным и веселым, каким обычно бывал по утрам. Но веселость эта пугала меня, я помнила, что произошло ночью, и после завтрака стала рыться в аптечке.

К несчастью, чтобы приготовить превосходную микстуру от бессонницы, мне не хватало нескольких трав. Но тут я вспомнила, что Маргерит рассказывала мне об одном человеке. Раймон, торговец травами, проживал на улице де Варенн. Колдун — так назвала она его. Как раз то, что мне нужно. Так, все утро Джейми будет на складах. В моем распоряжении карета и кучер. Решено, я еду к Раймону.

По обе стороны от входа тянулся чистый деревянный прилавок, а за ним на высоту, вдвое превышающую средний рост человека, поднимались полки. Некоторые из них были застеклены, очевидно, там хранились самые редкие и дорогие лекарства. Углы шкафов украшали толстые позолоченные купидоны в развевающихся одеяниях. Надув щеки, они дудели в рожки. Создавалось впечатление, что эти лихие и даже развязные создания вдоволь попользовались спиртными напитками, выставленными на прилавках.

— Могу я видеть месье Раймона? — спросила я молодую женщину, стоявшую за прилавком.

— Мэтра Раймона, — поправила она меня, простецким жестом вытерла красный нос о рукав и указала в дальний конец помещения, где из-за перегородки зловеще выплывали густые клубы коричневатого дыма.

Являлся ли Раймон колдуном или нет — неизвестно, но обстановка у него была соответствующая. Из черной плиты, сложенной из шифера, выплывал дым и кольцами уходил наверх, под низкие потолочные балки. Над огнем было укреплено нечто вроде столика из камня с углублениями, откуда торчали стеклянные перегонные кубы и медные «пеликаны» — так называют металлические сосуды с длинными носиками, — из которых капала в чашки какая-то подозрительного вида жидкость. Небольшой, но вполне