— Дерьмо! — выругался О'Хара.

Еще один работник киногруппы подошел к нам, словно извиняясь, и подал мне визитку.

— Какие-то люди по фамилии Бой-ива сказали, что вы их ждете. — Он бросил взгляд туда, где стояла живописная компания. Джексон Уэллс, его жена, Люси и мужчина, которого я не знал.

Я взял визитку и махнул им, успев только сказать О'Харе:

— Это настоящий муж нашей повешенной леди.

И вот уже я пожимаю им руки. Все они оделись нынче, как для скачек, и сам Джексон Уэллс в твидовом костюме и фетровой шляпе выглядел несравнимо больше тренером, чем фермером. Он представил мне незнакомца:

— Ридли Уэллс, мой брат.

Я пожал жесткую ладонь.

Ридли Уэллс был куда менее примечательной фигурой, чем Джексон, и я подумал, что он скорее всего и менее интеллигентен. Он часто моргал. Одет он был в костюм для верховой езды, словно приехал сюда сразу же со своей работы, которую Джексон описал О'Харе как «обучение трудных лошадей хорошим манерам».

Ридли кивнул и с более сильным акцентом, чем у его брата, произнес, жалея себя:

— Я работаю на Ньюмаркетском Хите в любую погоду, но работа эта неблагодарная. Езжу верхом я лучше многих, но никто не платит мне достаточно. Не хотите ли занять меня в вашем фильме?

Джексон за спиной Ридли отрицательно качнул головой. О'Хара сказал, что работы нет, как ни жаль. Ридли принял вид человека, обиженного всеми; я решил, что это у него обычное выражение лица. Теперь я понимал, почему Джексон был против участия Ридли в сегодняшних увеселениях.

По-видимому, у Джексона сохранился профессиональный тренерский глаз, потому что после нескольких высказываний типа «чудесный день» и все такое он произнес:

— Эти жокеи нынче сделали такой заезд… Сильнее заряжает, чем добрая половина настоящих.

— Вы это заметили? — с интересом спросил О'Хара.

— А разве вы не слышали приветствий? Это был не спектакль. «Приветствуйте победителя», — сказали нам, но приветствовать было проще простого.

— Черт побери! — сказал О'Хара, сам лошадником не бывший. Он задумчиво посмотрел на моих гостей и неожиданно обратился ко мне: — Пусть семья Бой-ива будет вокруг тебя, почему бы нет?

Он хотел сказать, что я могу использовать их как телохранителей. Он не слышал, как Джексон Уэллс говорил мне, что предпочел бы, чтобы этот фильм не был снят. Но все же с его женой и дочерью я чувствовал себя в безопасности, поэтому окружил себя ими как живым щитом — миссис Уэллс с одной стороны, Люси с другой — и повел все семейство на поиски Нэша.

Хотя Нэш не желал встречаться с человеком, которого играл, я откровенно представил их друг другу: «Джексон Уэллс — Нэш Рурк», — и посмотрел, как они пожимают друг другу руки с осторожным молчанием.

Кое в чем они были весьма похожи: одинаковое сложение, примерно одинаковый возраст, одинаково твердые лицевые мышцы. Джексон был светловолос, у Нэша были темные волосы, Джексон был солнечно открыт, тогда как Нэш за долгие годы пребывания в статусе суперзвезды ради самозащиты приучился к замкнутости. С женщинами он чувствовал себя свободнее, подмахнул автографы на протянутых ими программках и без усилий растопил их сердца. Ридли он тоже вручил автограф и сразу же забыл о нем.

Для фильма мы должны были снять, как Нэш идет вверх по лестнице на трибуну, чтобы посмотреть (предположительно) на свою лошадь, участвующую в забеге. К легкому ужасу О'Хары, Нэш пригласил миссис Уэллс и Люси встать в этой сцене рядом с ним, впереди телохранителей. Ридли, непрошеный, пошел по лестнице вслед за ними, а Джексон Уэллс остался рядом со мной. Судя по его виду, он не желал приходить сюда сегодня.

— Вашей жене это в голову не придет, — сказал я.

— Что не придет? — спросил он, хотя понимал, что я имею в виду.

— То, что она стоит рядом с вами-двадцать-шесть-лет-назад.

— Возраст не тот, — резко отозвался он. — В те времена мы были детьми. Но вы правы, мне это не нравится.

Однако он вытерпел это, стоя напряженно, но молча, пока Нэш, взяв у своего дублера пиджак, поднимался по лестнице и поворачивался как раз в нужном месте, чтобы попасть под освещение, тщательно спланированное Монкриффом. Мы сняли сцену три раза, и я пометил, что нужно взять первую и третью, и все это время О'Хара стоял у моего левого локтя, так сказать, неся стражу. Я усмехнулся:

— Мне что теперь, облачиться в доспехи?

— Это не повод для смеха.

— Не повод.

Никто не может поверить в свою неотвратимую смерть. Я не прервал съемки и весь день после полудня ходил по съемочной площадке, и иногда мне на некоторое время, минут на десять, удавалось забыть о ноже.

В какой-то момент, ожидая, пока будут готовы камера и свет, я обнаружил, что нахожусь в стороне от центра деятельности, стою возле Люси, смотрю в ее изумительные синие глаза и размышляю, сколько ей может быть лет.

Неожиданно она сказала:

— Вы спрашивали папу о фотографии Сони, чтобы не сделать ее похожей в вашем фильме.

— Верно. Но у него не сохранилось ни одной.

— Да, — согласилась она. — Но вот… у меня есть одна. Я нашла ее как-то раз, когда лазила за шкаф. Я хотела отдать ее папе, но он не любил говорить о Соне и не позволял нам упоминать о ней. Поэтому я просто сохранила ее. — Она открыла маленькую сумочку, висевшую у нее на плече, и протянула мне помятый, но все еще отчетливый моментальный снимок прелестной девушки и симпатичного молодого человека, не Джексона. — Вы ведь не сделаете Ивонн похожей на нее?

Покачав головой, я перевернул фото и прочитал карандашную надпись на обратной стороне: «Соня и Свин».

— Кто такой Свин? — спросил я.

— Понятия не имею, — сказала Люси. — Я никогда не слышала от папы упоминаний о нем. Но это написано рукой папы, так что он должен был знать его когда-то давно.

— Задолго до того, как ты родилась.

— Мне восемнадцать лет, — отозвалась она.

Я почувствовал себя стариком.

— Могу я ненадолго взять это фото?

Она, кажется, сомневалась.

— Я не хочу потерять его насовсем.

— А до завтра? — спросил я. — Если завтра вы приедете опять…

— Я не думаю, что получится. Папа на самом деле вообще не хотел приезжать. Он сделал это только ради мамы, она хотела увидеть Нэша Рурка.

— Может, завтра вы приедете сюда вдвоем с мамой?

— Она не сделает ничего, что не нравится папе.

— А ты?

— У меня нет своей машины.

— Тогда оставь мне фото всего на час.

Она просияла и согласилась, а я вручил фото Монкриффу с видом «стою-перед-вами-на коленях», упросив его сделать мне четкий негатив, с которого мы потом могли бы отпечатать позитив. Как обычно, потребуется день, чтобы пленку отвезли в Лондон в лабораторию, а потом привезли обратно, но в случае удачи я получу это завтра утром.