Патрик вышел из комнаты с улыбкой на губах, но ощущение потери не исчезало. Она тешит себя надеждой, что завтра снова будет завтрак, объятия, поцелуи…

Но Патрик по понятной причине не желал терять ни единого драгоценного мгновения их совместной жизни.

Горничная в белоснежном чепце явилась в спальню прежде, чем Джулиана отыскала шнурок от звонка, и первым делом отдернула занавески. Джулиана сощурилась, смиряясь с мыслью, что ей придется не только покинуть теплую постель и одеться, но еще и подготовиться к нешуточной битве.

Хотя по лондонским меркам вставать было еще рано, Джулиана послушно начала утренний ритуал. Перво-наперво она быстро и умело оправила постель. Наверное, графине не пристало этим заниматься, однако Джулиана не доверяла это делать никому – да никто и не смог бы удовлетворить ее придирчивым требованиям. Жестом отстранив изумленную служанку, она подняла с пола сброшенную вчера Патриком впопыхах одежду. Лишь после этого со спокойной душой отправилась умываться.

Пока она шлепала босиком к тазику для умывания, в ушах звучали слова Патрика. В потаенных местечках своего тела Джулиана отмечала странные ощущения, но это была не боль, а скорее что-то приятное. Куда неприятней было вспоминать, как Патрик подначивал ее подольше задержаться с ним в постели – и лишь затем, чтобы разыграть перед родней и гостями влюбленных новобрачных. Словно мысль о настоящей любви была ему совершенно чужда…

Эта ночь стала для Джулианы потрясением, перевернувшим с ног на голову все ее прежние представления о браке и в особенности об интимной его стороне. Она познала наконец сладость прикосновений мужа – и теперь желала его любви. И хотя Патрик явно вожделел ее тела, его отношение к ней самой было для Джулианы тайной. Отринув гордыню, она призналась себе в том, что сражена наповал, однако все та же гордость не позволяла допустить даже мысль, что супруг не разделяет ее чувств…

– Приготовить для вас серое шелковое платье? – Служанка держала на вытянутых руках невероятно скучный наряд, который обнаружила в самых недрах саквояжа Джулианы. – Сдается мне, для траура это самое подходящее.

Джулиана лишь тяжело вздохнула, вспомнив печальные обстоятельства. Но она решительно не хотела провести первые полгода своего супружества, облачаясь в мрачные одежды, пусть даже этого требовали приличия. Джулиана упаковывала это платье две недели назад в Лондоне с мыслью, что оно вполне подходит для церемонии похорон старого графа… но ведь тогда Джулиана еще не знала, что вернется в Соммерсби в качестве супруги Патрика!

– Н-ну… наверное, именно оно и подойдет, – неохотно согласилась она. – Будь добра, развесь мои платья в шкафу, покуда я буду завтракать. А то они безбожно измялись.

– Конечно, леди Хавершем, – кивнула служанка и тотчас принялась облачать Джулиану в унылые серые шелка.

Джулиана понимала, что положение не из легких: не может же она щеголять в одном-единственном платье до тех пор, пока не прибудет из Лондона ее гардероб! Внезапно ее осенило, и, даже не успев толком подумать, она заговорила:

– Послушай, тогда, во время ноябрьского торжества, мне прислуживала одна мисс, которая весьма ловко управлялась со швейной иглой. Ее звали Пруденс Смит. Может быть, она все еще тут, в Соммерсби? Если так, то я поговорила бы с нею – вдруг ей удастся переделать мои наряды во что-нибудь более приличествующее случаю?

Но горничная отрицательно покачала головой:

– Увы, это имя мне незнакомо, леди Хавершем.

Джулиана уже понимала, что заострять внимание на этой теме не следует, но… ей так хотелось узнать подробности! Ей на самом деле было важно выяснить, здесь ли все еще Пруденс и не выскочит ли она в самый неподходящий момент из-за угла словно чертик из табакерки. Впрочем, Джулиана не исключала, что у Патрика на сей счет могли быть свои соображения, поэтому с трудом, но подавила желание расспросить служанку.

Супруг ждал ее в холле. Его волосы были по-прежнему всклокочены, а подбородок украшала трехдневная щетина, но сердечко Джулианы все равно сладко екнуло при виде карих глаз, устремленных на нее.

– Так ты уверена, что не желаешь вернуться в нашу спальню?

Его восхитительный глубокий баритон не смог заглушить звяканья столовых приборов и приглушенного смеха, доносившихся из столовой. Когда Патрик коснулся ее тонкого запястья, нежные волоски на коже тотчас встали дыбом.

– Я… ну то есть… – забормотала обескураженная Джулиана, не понимая, отчего они еще не устремились в направлении спальни.

– Судя по звукам, гости уже расселись за столом, и все уверены, что мы с тобой еще в постели…

Джулиана была потрясена тем всплеском чувств, что вызвало в ней одно-единственное его прикосновение.

– Но мы должны предстать перед… всеми! – Она понимала, что пропустить завтрак было бы грубейшей тактической ошибкой, и, преодолевая себя, высвободила руку. – У нас еще будет время для… этого, Патрик. Я не намерена потакать глупым сплетням – не желаю, чтобы о нас судачили.

Она и вправду не желала, чтобы гости шептались о том, что она с новым графом Хавершемом наверху в спальне занимается… ужасными вещами, хотя всем сердцем жаждала вернуться в постель и вновь предаться этому «кошмару»…

Патрик галантно предложил ей руку, и они вместе пересекли порог столовой.

Джулиана всегда обожала триумфальные появления на публике, но на нее устремилось столько недоброжелательных взглядов, что она поежилась. Все разговоры тотчас смолкли, по паркету зашаркали стулья – это поднимались джентльмены, затем последовали невнятные приветствия и торопливые представления…

Направляясь к своему месту за столом, Джулиана краешком глаза заметила укоризненный взор отца и мысленно принялась составлять список его недовольств: ее не вполне подходящий наряд, опоздание, а главное – то, что она вышла замуж за джентльмена, которого большинство из присутствующих гостей считали хладнокровным убийцей…

Когда Джулиана села за стол, на нее тотчас уставились две пары одинаковых девичьих глаз. Похоже, что со временем обе станут настоящими красотками, но пока больше напоминали гадких утят. Должно быть, это сестрички Патрика, решила Джулиана, избегая смотреть прямо на девочек. Год назад, на празднике, они носились вихрем по всему дому, но за это время сильно подросли и сидели теперь, чинно выпрямившись и сложив ручки на коленях. Джулиану поразило, насколько они повзрослели. Впрочем, многое переменилось за эти одиннадцать месяцев, так что неудивительно, что и девочки сильно изменились…

Когда джентльмены вновь уселись, Джулиана всех одарила светской улыбкой – той самой, которой одаривала в танце кавалера, ощущая сквозь перчатки, как потеют его руки. И всецело сосредоточилась на весьма непростой задаче: получить удовольствие от завтрака. Или по крайней мере сделать вид, что получает…

Гости сидели со столь постными физиономиями, что им следовало бы подать лишь яйца всмятку и свежую выпечку, однако стол буквально ломился от яств. Когда Джулиана потянулась к блюду с копченой сельдью, мистер Блайт, кузен Патрика, склонившись, обратился к ней: