– У меня никогда не было приличной няньки. Или плохой ганьсунь.

– А что такое ганьсунь? – спросила Кейси.

– Это значит «близкий к телу». Таково более точное название служанок, которых мы именуем ама. Как в Китае до сорок девятого года, в богатых семьях, так и здесь, в большинстве европейских и евразийских семей, у детей всегда были свои «близкие к телу», которые заботились о них и в большинстве случаев оставались с ними всю жизнь. Большинство ганьсунь дают обет безбрачия. Их можно легко узнать по длинной косичке. Мою ганьсунь зовут А Тат. Она чудесная старушка и до сих пор живет с нами, – пояснил Данросс.

– Моя была мне роднее матери, – подхватил Гэваллан.

– Значит, «Карга» Струан – ваша прабабушка? – спросила Кейси у Линбара.

– Господи избави, нет! Нет, я… я веду свой род не от Дирка Струана, – ответил Линбар, и Кейси заметила, как на лбу у него выступил пот. Странно… – Моя линия происходит от его сводного брата, Робба Струана. Робб Струан был партнером Дирка. Тайбань – прямой потомок Дирка, но даже при этом… никто из нас не ведет своей родословной от Карги.

– Вы все родственники? – удивилась Кейси, чувствуя какое-то необычное напряжение в зале. Линбар явно не знал, что сказать, и, хотя она обращалась к нему, смотрел на Данросса.

– Да, – отозвался тот. – Эндрю женат на моей сестре Кэти. Жак – двоюродный брат, а Линбар… У Линбара наша фамилия. – Данросс усмехнулся. – В Гонконге многие до сих пор помнят Каргу, Кейси. Она всегда носила длинное черное платье с большим турнюром и смешную шляпу с огромным, побитым молью пером. Все абсолютно вышедшее из моды. А еще у нее была черная палка с серебряным набалдашником. Обычно Каргу носили по улицам в чем-то вроде паланкина четверо носильщиков. Росту в ней было не больше пяти футов, но она была круглая и крепкая, как ступня носильщика-кули. Жуткий ужас она наводила и на китайцев. Они дали ей прозвище Почтенная Старая Мать – Заморская Дьяволица с Дурным Глазом и Зубами Дракона.

– Это точно, – хохотнул Гэваллан. – С ней были знакомы мой отец и бабка. Они владели торговыми компаниями здесь и в Шанхае, Кейси, но во время Великой войны[69] почти обанкротились и в девятнадцатом году присоединились к «Струанз». Мой старик рассказывал, как еще мальчишкой часто ходил с приятелями за Каргой по улицам. Когда ее особенно донимали, она вынимала вставную челюсть и клацала ею на них. – Он изобразил, как Карга это делала, и все рассмеялись. – Старик божился, что эта челюсть была в два фута высотой, на какой-то пружине и издавала вот такой звук: клац, клац, клац!

– Да, Эндрю, я об этом и забыл, – ухмыльнулся Линбар. – Моя ганьсунь, старая А Фу, хорошо знала «Каргу» Струан, и всякий раз, когда поминали ее имя, А Фу закатывала глаза и молила богов защитить нас от злого глаза и волшебных зубов. Мы с братом Кайлом… – Он остановился, а потом продолжил уже другим голосом: – Мы еще подшучивали над А Фу по этому поводу.

– Наверху в Большом Доме есть ее портрет, вернее, два, – сказал Данросс, обращаясь к Кейси. – Если вам интересно, когда-нибудь покажу.

– О, спасибо, с удовольствием. А портрет Дирка Струана есть?

– Даже несколько. И один портрет Робба, его сводного брата.

– Очень хотелось бы взглянуть на них.

– Мне тоже, – поддержал Бартлетт. – Черт возьми, никогда не видел фотографий деда с бабкой, не то что портрета прапрадеда. Мне всегда хотелось узнать, какие они были, мои предки, и откуда родом. Знаю лишь, что дед якобы управлял компанией по перевозке грузов в местечке под названием Джеррико. Должно быть, здорово знать, откуда ты. Вам повезло. – Он не принимал участия в разговоре, а вслушивался в завораживавшие его недосказанности, ища то, что позволило бы за отпущенное на это время принять решение – Данросс или Горнт. «Если это будет Данросс, – говорил он себе, – то Эндрю Гэваллан – враг, и ему придется уйти. Молодой Струан ненавидит Данросса, француз – загадка, а сам Данросс взрывчат, как нитроглицерин, и не менее опасен». – По вашим рассказам, «Карга» Струан – просто фантастическая фигура, – сказал он. – Да и Дирк Струан, видимо, был личностью довольно своеобразной.

– Вот вам шедевр умолчания! – провозгласил Жак де Вилль, и глаза его засверкали. – Да это был величайший пират во всей Азии! Подождите, вот посмо́трите на портрет Дирка и увидите фамильное сходство! Наш тайбань – его копия, вылитый Дирк, и, ma foi,[70] унаследовал все его худшие черты.

– Шел бы ты, Жак, – добродушно парировал Данросс. И повернулся к Кейси. – Это не так. Жак всегда меня поддразнивает. Я на Дирка совсем не похож.

– Но вы же ведете свою линию от него.

– Да. Моя прапрабабушка Уинифред была единственной законной дочерью Дирка. Она вышла замуж за Лечи Струана Данросса, из нашего клана. У них был один сын, мой прадед. Насколько нам известно, наша семья – Данроссы – единственные прямые потомки Дирка Струана.

– Вы… вы сказали «законная»?

Данросс улыбнулся:

– У Дирка имелись другие сыновья и дочери. Один из сыновей, Гордон Чэнь, был от дамы, которую на самом деле звали Шэнь, – о ней вы знаете. Сегодня это линия Чэнь. Есть также линия Чжун – от Дункана Чжуна и Кейт Чжун, его сына и дочери от знаменитой Чжун Мэй-мэй. Во всяком случае, так гласит легенда, и эти легенды здесь принимаются на веру, хотя никто не может подтвердить их или опровергнуть. – Данросс на миг замолчал, и вокруг его глаз обозначилась сеточка морщинок, подчеркивавших улыбку. – В Гонконге и Шанхае наши предки вели себя… э-э… дружелюбно, а китайские дамы красивы, как были, так и есть. Но женились они на своих дамах редко, а противозачаточные пилюли изобрели недавно, так что не всегда и знаешь, кому ты, может быть, приходишься родственником. Мы… э-э… мы не обсуждаем вещи такого рода прилюдно. В лучших британских традициях делаем вид, что этого не существует, хотя все знаем, что верно обратное, и никто не теряет достоинства. Евразийские семьи в Гонконге обычно принимали фамилии матерей, а в Шанхае – отцов. Похоже, все мы сжились с этой проблемой.

– У нас все это по-свойски, – пояснил Гэваллан.

– Иногда, – добавил Данросс.

– Значит, Джон Чэнь – ваш родственник? – спросила Кейси.

– Если идти от садов Эдема, то, думаю, мы все родственники. – Данросс смотрел на пустующее место за столом.

«Не похоже это на Джона – пускаться в бега, – с тревогой думал он, – и не тот Джон человек, чтобы оказаться замешанным в контрабанде оружия, какая бы причина за этим ни стояла. Или быть таким глупцом, чтобы попасться. Цу-янь? Ну, этот – шанхаец и мог легко запаниковать – если рыльце в пуху. Джона слишком хорошо знают, чтобы его не заметили при посадке в самолет сегодня утром, так что это отпадает. Должно быть, на лодке – если он сбежал. Но куда на лодке? В Макао – нет, это тупик. На корабле? Как нечего делать, если заранее запланировать или даже не планировать, а договориться за час до отплытия. Круглый год от тридцати до сорока рейсов отправляется ежедневно по расписанию во все части света, большие суда и маленькие, не считая тысяч джонок, которые не подчиняются никаким расписаниям, и даже если ты в бегах, несколько долларов туда-сюда – и вывезут без вопросов, вывезут или ввезут. Мужчин, женщин, детей. Наркотики. Все, что угодно. Однако ввозить что-то контрабандой нет смысла, кроме людей, наркотиков, оружия, спиртного, сигарет и бензина, – остальное не облагается пошлиной и ввозится без ограничений.