– Догадайся, – усмехаюсь я, утыкаясь носом в его кожу, вдыхаю запах своего мужчины.

– Юристом?

– Нет, он хочет быть, как его отец. Пожарным.

– Малышка, черт… – Петр выдыхает, прижимает меня к себе, словно спрятать пытается, уберечь. Снова. – Я так виноват… Ты простишь меня? За всё, что произошло. Простишь?

– Нечего прощать, – улыбаюсь я, осоловелая от счастья, пьяная от любви.

– Как же ты… одна.

– Да нормально я одна. Люди хорошие кругом оказались. Одна Ириска со своим позитивом меня так поддерживала, что до сих пор на плаву держусь и не думаю тонуть. В гости ходила, на праздники, даже на концерты и в кино, когда Богдан подрос. И потом, когда я работала, не могла Богданчика из сада забирать, со школы, она помогала… Выкрутилась, в общем. Никто не виноват в произошедшем, просто так получилось, – он меня гладит по волосам и я чувствую, что засыпаю. Ещё только пять утра, могу ещё часок-полтора урвать. – Жизнь ключом била, некогда было плакать.

Это я уже сквозь сон бормочу, Петр усыпляет своими ласками.

А просыпаюсь уже в восьмом часу. Отдохнула так, как не отдыхала, наверно, с последнего отпуска. Выспалась целиком и полностью.

В квартире тихо, только слышно, как на кухне звякает посуда.

Смотрю в телефон. Там два сообщения от Пети и одно от Богдана.

Мои мужчины предупреждают меня, что всё в порядке. Один на работе, другой в лагере.

– Эль, у меня блинчики с вареньем, – заглядывает в гостиную Иришка, – будешь?

– А ты чего ещё не на работе?

– Уволили, – натянуто улыбается лисичка, – вчера еще. Хотела тебе сказать, но как-то… Ничего, новую найду.

– Ириска! Не дрейфь. Пока я работаю, у нас всё отлично.

Она неожиданно смеётся, красиво, звонко.

– Твой Пётр Григорьевич то же самое сказал. Хороший он. И Данчик прямо влюбился в него. Сегодня даже бриться с ним ходил.

Я тоже рассмеялась. Ну, да. Богдана теперь от отца не оттянуть будет. Так тепло в груди становится, так сладко.

– И насчёт переезда даже не думай.

– Да, Пётр Григорьевич сказал, что я могу здесь жить, сколько захочу. Что вы уезжаете в Москву, и квартира полностью мне останется…

– Когда это мы уезжаем?

Ничего себе, новости я узнаю…

– Послезавтра, Богдан уже и сумки собрал.

– Что?

Раздражаюсь, иду в детскую комнату, на ходу прикрываясь халатиком.

Действительно, две сумки спортивные собраны. В них всё аккуратно положено.

– Это Пётр Григорьевич ему показал, как надо складывать, а то накидал кучей. А так много влезло.

Алексеев! А не слишком ли все быстро? Я еще, между прочим, даже согласия на брак не давала!

Злоба накатывает такая, что я молча обхожу ни в чём не повинную Ириску и шагаю за своим телефоном.

Ира действительно просто очень добрая, бывает немного наивная, но в целом к жизни приспособлена. Раз я приволокла в дом мужика, она и восприняла его, как моего. А раз так, то и приняла сразу, как часть меня.

И потому вопросов, почему это он вдруг распоряжается моей жизнью и моим сыном, у нее не возникло.

Сын и его тоже, а мы поженимся.

Так что, с ее точки зрения все нормально и закономерно. А вот то, что Я оказалась не готова к тому, что Петр будет так крутенько распоряжаться моей жизнью, лишь мои проблемы.

Но я – не готова!

Это мой сын!

Это моя Ириска!

– Петя! А с чего ты взял, что мой сын с тобой куда-то едет?! – говорю без «здрасте», стоит только Петру взять трубку.

– Малышка, – спокойно парирует он, – это и мой сын. И я не думаю, что вам стоит здесь оставаться. Мы переезжаем в Москву, родители уже в курсе, фото Богдана я им выслал…

– Для начала! Это мой сын! Тест на отцовство я делать не разрешала! Ни один суд России не присудит тебе ребёнка, которого ты десять лет не содержал!

– Лада, ты что?! – ошарашенно шепчет Ириска.

Петя в трубку молчит, я в ужасе закрываю рот ладонью.

Ничего себе я разошлась!

– Лада, я приеду сейчас, поговорим.

Он отключает звонок.

Меня пробивает дрожь и кидает в пот. Ира в шоке, я сама от себя не ожидала такого.

Начинаю плакать. Пытаюсь привести мысли в порядок и найти причину.

Голова отказывается работать, захлёстывают эмоции. И вдруг самый надёжный человек по моральной поддержке и душевным бальзамам, ласково меня обнимает и тихо шепчет:

– Ладуленька, это гормональное. У тебя секса не было давно, вот и накрыло. Сейчас всё пройдёт. Только блинчики надо покушать.

Гормоны?

Гормоны, вы говорите???

Я иду в ванную комнату.

Тест на беременность!

Я же сразу его прикупила, когда из командировки приехала.

Я же подозревала! Точнее, захотела всей душой.

Плачу. Смеюсь, плачу. Злюсь и хочу к своему мужчине. Всё разом! Мне срочно нужно к врачу, в таком состоянии оставаться нельзя.

– Я думаю, это шок! – рассуждает Ириска за дверью, слушая мою возню и всхлипывания, – сама прикинь, все на тебе, всё сама, а теперь предлагают расслабиться. Мужчина надёжный, готов взять ответственность за тебя и сына.

Опускаю глаза. Две полоски. Одна еле заметная, потому что срок очень маленький, но уже изменения в организме серьёзные происходят.

Реву навзрыд, гулко, безутешно.

Ириска прекращает разговаривать и начинает биться в дверь, угрожая позвонить Алексееву, в скорую, в полицию, в мчс…

Я открываю, пока она полдома не разнесла на нервах и, не в состоянии выдавить ни слова, показываю ей тест.

Ириска хмурится. Думает. Потом выдаёт.

– Не вздумай делать аборт! Пётр Григорьевич возьмёт тебя беременной, он влюблён в тебя. А если нет, то вытянем! Вырастим! Опыт у нас уже ого-го какой! И Богданчик рад будет!

Я только ресницами хлопаю на ее жесткий безапелляционный тон, а потом порывисто обнимаю.

Знаете, вот таких людей способных поддержать в горе и разделить счастье искренне, совсем мало.

Ира лишена зависти, она преданно отдаётся дружбе. И, думаю, любви тоже. Мне очень жаль, что не нашлось такого мужчины, которому нужна любящая, верная и очень интересная подруга.

– Ир, это его ребёнок, – бормочу сквозь слёзы успокаивающе, – а мне точно к врачу надо, что-то перенервничала.

– Вот это здорово! Так это в командировке? – лукаво ведёт бровями хитрая лиса. – поздравляю, Эля!!!