Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почти через год, что ты проболтался в воздухе, связь наконец удалось наладить. По пути в Шанхай в каталоге, лежавшем в карманчике твоего кресла, ты вычитал про миниатюрные спутниковые факсимильные аппараты (и купил парочку таких). После посадки оба аппарата доставили к тебе в гостиницу. Записав их номера, ты попросил консьержа переслать второй аппарат (с номером твоего факса на коробке) Джорджу по его сицилийскому адресу.
Спустя пару недель в гостинице, в Амстердаме, твой факс зажужжал. Вспыхнули зеленые лампочки. Ты достал из ящика стола чистый лист бумаги и заправил его в аппарат, как это проделывал бобер на рисунке в инструкции, на странице 732.
Как-то раз, на второй год перелетов по всему свету, ты случайно, как бы невзначай глянул в иллюминатор – может, самолет чуть отклонился от курса и пролетает над Афинами по пути в Объединенные Арабские Эмираты.
Ты сильно закусил губу – до крови.
Стюардесса заметила, что у пассажира, сидящего в кресле, течет кровь. Она принесла тебе воды и осведомилась – может, нужна аптечка.
– У вас есть аптечка?
– Конечно, – ответила стюардесса.
Она дала тебе бактерицидный пластырь и успокоительное – оно подействовало почти мгновенно. Ты уснул и видел сон: ты плывешь под водой, под зыбким покровом Эгейского моря, задержав дыхание на немыслимо долгое время.
Прямо впереди ты замечаешь тело Ребекки – оно запуталось в водорослях. Ты плывешь к нему, но течение вдруг подхватывает его и уносит с собой. И бьет о подводные камни, мотая туда-сюда, а рядом, мимо изъеденными гнилью остовами затонувших торговых кораблей проносятся косяки макрелей, рассекаясь на мелкие стайки. И ее волосы, точно языки пламени, медленно ко-лышатся под напором течения.
Затем у нее с ноги срывается босоножка – ее начинает кружить в водовороте и безвозвратно уносит прочь. Ты помнишь, где видел эту босоножку. Помнишь обе ее босоножки – 37-го размера, лежавшие утром у постели.
Проснувшись, ты увидел, как какие-то женщины в парандже копошатся в поисках снеди в своей поклаже, помещавшейся на багажной полке у них над головой.
Где-то скулил младенец.
Почему же она не повернула назад и не поплыла к тебе?
В сотнях милях отсюда, в Греции, было утро. Деревья ломились от апельсинов даже зимой. Ты представил себе вереницы машин на светофорах. Такси на гавных проспектах вокруг площади Омония[59]. Старушки в черном, посиживающие на церковной паперти в жестких башмаках, повернутых в одну сторону. Ты представил себе и свою старую квартирку. Письменный стол со столешницей, в которой отражались пролетавшие за окном птицы.
Площадь под твоим балконом. Афины на рассвете – дышащая прохладой синева.
Медленно гаснущие звезды.
На рассвете город пламенеет. Каменные статуи ярко розовеют, оживая на несколько мгновений, а затем снова блекнут – бледнеют, забывая о мновенной вспышке жизненной страсти.
Из самолета ты вышел последним. В аэровокзале нашел место, где можно выпить кофе. Женщины за соседним столиком листали журнал и над чем-то смеялись.
Ты написал на салфетке имя Ребекки и отложил ее в сторону.
Несмотря на две лишние чашки кофе по-арабски, угнетающее действие успокоительного все никак не прекращалось. Тебе надо было снова в самолет. Ты доплелся до ближайшей билетной стойки и попросил билет на ближайший рейс. В сонном оцепенении ты увидел, как служащий хлопнул об стол твоим паспортом.
– Идите прямо к выходу 205, – сказал он. – Вылет ради вас задерживают.
Ты схватил документы, даже не взглянув на них, прошел контроль безопасности и поднялся на борт. Едва пристегнувшись ремнем безопасности, ты снова провалился в сон.
Через несколько часов ты облетал вокруг Афин, сам того не ведая.
Битый час ты преспокойно проторчал в аэропорту, ни о чем не догадываясь.