приемлемый для нас характер. Перемена линии поведения Японии в этом отношении, возможно, есть результат некоторого влияния со стороны союзников; хотя, с другой стороны, приняв во внимание наличие японо-американского соперничества, не отрицается возможность, что Япония, рассчитывая иметь Дальний Восток своей базой при вооруженном столкновении с Америкой, предпочитает иметь дружественные отношения с Россией»449.

Прямым следствием противостояния лидеров двух крупнейших антисоветских группировок за Уральским хребтом стало решение кабинета министров Японии унифицировать военную помощь Семенову: в мае 1919 г. правительство приняло резолюцию о том, что после 25 мая все поставки оружия, боеприпасов и амуниции атаману, шедшие в обход Колчака по каналам военной разведки, будут осуществляться только через Верховного правителя450. К такому решению Токио подталкивала постепенная утрата контроля над Семеновым, который все настойчивее проводил независимый от империи политический курс. Самостоятельность действий Семенова, противоречившая интересам Японии, проявилась со всей очевидностью не только в его оппозиции Хорвату и Колчаку, но и в попытке создания независимого монгольского государства.

Изначально Япония исходила из нежелательности появления на территории Китая каких-либо государственных образований в силу особой роли этой страны в реализации японских планов интервенции в Сибирь и на Дальний Восток. На этом настаивала армия, и эта позиция была предельно ясно отражена в меморандуме военного министра Танака Гиити руководителю дипломатического ведомства Утида Ясуя. В своем послании Танака высказывался за углубление японо-китайского сотрудничества, предостерегая от каких-либо шагов в отношении Монголии, которые могли бы разрушить альянс451.

Панмонголизм атамана восходил к временам его юности, когда Семенов принимал непосредственное участие в провозглашении в 1911 г. независимости Монголии от Китая. Однако создать тогда суверенное государство не удалось: по Кяхтинскому договору, подписанному 25 мая 1915 г. Россией, Китаем и Монголией, последняя получила лишь право на автономию от пекинских властей.

После победы Октябрьской революции идея объединения монгольских племен в независимое государство обрела второе дыхание, чему в немалой степени способствовали действия Пекина. Летом 1918 г. Китай ввел в столицу Монголии батальон, а год спустя оккупировал ее и заставил правительство Богодо-хана признать китайский суверенитет. 22 ноября 1919 г. президент Китайской республики Сюй Шичан аннулировал русско-монгольские соглашения 1912 г. и Кяхтинский договор. В декабре того же года монгольское правительство было распущено, а армия расформирована.

Идеологами панмонголистского движения выступили некоторые князья Внутренней Монголии, часть бурятской интеллигенции и верхушка монголов Барги. Опираясь на их поддержку, Семенов в начале февраля 1919 г. провел совещание панмонголистов в Даурии, которое приняло решение о созыве учредительного съезда452.

Японская военная разведка внимательно следила за ситуацией во Внутренней и Внешней Монголии, систематически информируя о положении дел Генштаб. Помимо резидентур в Кулуне во главе с подполковником Мацуи Ситио и Хайларе под руководством Накагоми Томисабуро, за обстановкой в Монголии и Забайкалье наблюдал прикомандированный в сентябре 1918 г. к штабу 3-й пехотной дивизии крупнейший в японской армии специалист по монгольским делам капитан Судзуэ Мантаро. Опираясь на их информацию, в середине февраля 1919 г. командующий ВЭА генерал армии Отани Кикудзо сообщил заместителю начальника Генштаба Фукуда о том, что Семенов планирует создать монгольское государство из забайкальских казаков, бурят, баргутов, харачинов и забайкальских монголов, надеясь на поддержку со стороны Японии453.

Решения панмонголистского съезда подтвердили правоту Отани. В его работе, проходившей с 25 февраля по 6 марта 1919 г. в Чите, участвовали 16 делегатов, представлявших бурятов, баргутов и забайкальских казаков. От Японии в качестве наблюдателей присутствовали капитан Судзуэ Мантаро и Накагоми Томисабуро. Съезд принял решение об образовании независимого федеративного монгольского государства, в состав которого должны были войти Внутренняя и Внешняя Монголия, Барга и земли забайкальских бурят. Столицей будущего государства объявлялся Хайлар, однако в связи с его оккупацией китайскими войсками правительство временно располагалось на станции Даурия. За особые заслуги в деле создания монгольского государства Семенов получил приглашение стать первым советником нового правительства454.

Участие Судзуэ в работе съезда и последовавшее затем заявление капитана Куроки от имени японского правительства о полном содействии монгольскому государству вызвали недоумение в военно-политическом руководстве империи. Генерал-лейтенант Фукуда в докладной записке начальнику Генерального штаба Уэхара, в частности, удивлялся, с какой целью командир 3-й пехотной дивизии послал Судзуэ на съезд – собрать информацию или устанавливать контакты с монголами. 16 марта 1919 г. кабинет министров Японии принял решение о прекращении всякого участия японских представителей в монгольском движении за независимость ввиду возможного осложнения отношений с Китаем и союзниками по Антанте455.

Противостояние Колчака и Семенова, его нежелание подчиниться Хорвату и попытки воплотить в жизнь идею «Великой Монголии» вскрыли очевидную неспособность японских разведывательных органов на Дальнем Востоке, в Сибири и Забайкалье контролировать развитие ситуации в регионе в выгодном для Японии направлении. В связи с этим зимой 1919 г. Генеральный штаб заменил руководство военной разведки в России. 15 января в Японию были отозваны начальник 2-го отдела штаба ВЭА генерал-майор Накадзима Масатакэ и резидент в Омске генерал-майор Муто Нобуёси. После убытия Муто японскую военную миссию при Колчаке с февраля возглавил руководитель европейского отдела 3-го (разведывательного) отделения МГШ контр-адмирал Танака Котаро. Начальником разведки Владивостокской экспедиционной армии стал бывший глава 2-го управления Генштаба генерал-майор Такаянаги Ясутаро, который позднее сменил Танака на посту японского представителя при Колчаке456.

Необходимо отметить, что назначение главой омской миссии старшего офицера морской, а не армейской разведки противоречило принятой на тот момент практике невмешательства флота в континентальные дела и диктовалось желанием МГШ добиться от Колчака широких гарантий для японских нефтяных концессий на Сахалине в расчете на дружеские отношения, сложившиеся между двумя адмиралами во время пребывания Танаки в Севастополе (1916) и Колчака в Токио (1917). Фактически же все время пребывания в Омске – с февраля по июль 1919 г. – Танака был занят урегулированием конфликта Семенова с Колчаком457.

Кадровые изменения коснулись и руководства головных разведывательных органов в Харбине, Хабаровске и Чите: 20 февраля 1919 г. их возглавили генерал-майор Исидзака Дзэндзиро, полковники Гоми Тамэкити и Куросава Хитоси. До прибытия Куросава в Читу главным военным советником при Семенове оставался капитан Куроки Синкэй458.

С учетом все возраставших потребностей Генштаба и кабинета министров Японии в оперативной оценке событий на Дальнем Востоке, в Сибири и Забайкалье, а также для координации деятельности японских военных советников при русских администрациях, формально числившихся за Генштабом либо за пехотными дивизиями459, 27 февраля 1919 г. начальник штаба ВЭА генерал-лейтенант Юхи Мицуэ направил на утверждение в военное министерство «Положение об учреждении органов особой службы», определявшее задачи, зоны ответственности и штатное расписание организованных на принципиально новой основе разведорганов армии, которые в официальной переписке с русским командованием именовались «японскими военными миссиями» («токуму кикан»).

В оперативном отношении