А как об этом не думать, если я уже подумал?!

Можно, конечно, попробовать подготовиться. Пойти в фотоателье или пригласить профессионального фотографа и сделать торжественный и печальный портрет. Или, наоборот, весёлый, дескать, я плевал на смерть. Но потом-то эти фотографии на стенку-то не повесишь! Подпишешь на них, для какой цели эти фотографии были сделаны, уложишь их в папочку и куда-нибудь в стол. А потом через пару лет будешь перебирать бумаги в столе и подумаешь: «Так, что это у меня здесь за папочка такая? Ну-ка посмотрим… О, чёрт!» И уберёшь эту папку куда-нибудь так далеко, что, когда фотографии понадобятся, их не найдут и возьмут любые. Так что нет шансов подготовиться.

А с другой стороны, хочется ли знать, какая там будет фотография, а главное, когда? Да не очень хочется. Но мы так легко говорим слово «хочу». А с тем, чего действительно хочется, так трудно разобраться. С этим труднее разобраться, чем что-то почувствовать. Чего мы по-настоящему хотим в той или иной ситуации? Чаще всего нам кажется, что мы чего-то хотим. Потому что привыкли этого хотеть. Очень сложно разобраться с тем, чего хочешь. Но слово «хочу» мы говорим легко.

Например, легко говорим: «Извините, я хочу в туалет»…

А, по-моему, хотеть в туалет невозможно! Как можно хотеть в туалет?! Особенно если он в поезде или на вокзале. Туда надо или туда необходимо. Но хотеть в туалет – это как минимум странно. Но мы, не задумываясь, так говорим.

Или сидишь с приятелями вечером в августе у речки. Над головой звёздное небо. А в августе звёзды часто падают. И вот сидите вы, беседуете, отмахиваетесь от комаров и вдруг боковым зрением увидели: по небу – вжик! – яркой искоркой промелькнула звезда и погасла. И друг изумлённо говорит: «Ты видал, звезда упала?!» Вы отвечаете: «Ну!» А он: «Ты успел загадать желание?» А вы даже возмущённо сматерились, дескать, как можно загадать желание, когда звезда так неожиданно – вжик! – и всё. Ну действительно, как можно опомниться, вспомнить желание, да ещё его успеть загадать, когда она – вжик! – и всё.

Конечно, можно попробовать подготовиться. Сесть днём за стол, взять листок бумаги, не спеша, в столбик, выписать все желания, потом вдумчиво выбрать самое актуальное, написать его отдельно, ещё подумать, как можно короче это желание сформулировать, и потренироваться, как можно быстрее его думать. И вот так вот всё сделаешь, потренируешься, досконально подготовишься… И вот полностью готовый выйдешь вечером, встанешь под звёздным небом… Так ведь ни одна же, падла, не упадёт! Или упадёт, когда ты чихнул.

Даже в детстве было трудно разобраться с желаниями. Помню, папа делал мне деревянный меч из обычной доски, и я им сражался с друзьями во дворе. У меня был щит из крышки от мусорного ведра. И мне играть и сражаться нравилось. Но, при этом, счастлив я не был. Потому что мне всё время хотелось иметь настоящий меч. Совсем настоящий, боевой, такой, как у настоящих рыцарей. И я так его хотел, аж спать не мог. Хотя фактически он мне был не нужен. А зачем мне был нужен настоящий меч? Я бы играть им не смог, я бы всех друзей своих поубивал. Мне было действительно достаточно деревянного меча, но я хотел настоящий. И от этого не был счастлив. То есть доволен был, а счастлив не был.

А ещё мне с детства нравился Элвис. Причём не конкретный Элвис Пресли, особенно когда он в конце жизни был толстый и некрасивый. Мне в Элвисе нравилось само слово – ЭЛВИС. И я в детстве часто пел, как Элвис. Причём я пел все песни, даже те, которые Элвис не исполнял никогда… я их пел всё равно, как Элвис. Я брал в руки скакалку, как микрофон, и пел. Но пел не вслух. А пел где-то там, про себя. И пел прекрасно. Со всеми музыкальными инструментами. Я бы даже сказал, что я пел не как Элвис, а как я, как Элвис. Это довольно странно звучит, но я объясню, как это можно понять. Фразу «как я, как Элвис» можно понять так: я пел так, будто бы Элвиса никогда не было, а был только я.

И это желание никуда из меня не исчезло. Если я не смог его осуществить, значит, оно забилось куда-то глубоко, но не исчезло, и я продолжаю с ним жить. А по ходу жизни всё только накапливается. Узнал про то, что железнодорожники ездят туда-сюда, вот ещё железнодорожники добавились. И всё накапливается, накапливается. А с какого-то момента голова перестаёт расти. А интересно, где все эти накопления помещаются? Иногда даже обхватываю голову руками и думаю: «Господи, какая же она маленькая! Пятьдесят восьмой размер всего. Такая маленькая, и сколько же в ней говна!»

Но как же хочется спеть, как Элвис. Спеть сильным и красивым голосом, в красивом костюме, красивую песню, такую песню, которую я мечтал спеть с детства. И если бы я спел как я, как Элвис, то есть будто бы Элвиса не было, а был только я, то мне сразу стало бы легче. Надо же хоть от каких-то желаний избавляться. Но где так можно спеть? В караоке? Негде! Так и буду жить с Элвисом.

Как же сложно разобраться с тем, чего ты действительно хочешь. Например, вот сижу я на диване. Диван новый, хороший, удобный. Диван хороший, а мне на нём плохо. Просто я помню, что я увидел этот диван полгода назад в каталоге, позвонил по указанному телефону, спросил, можно ли заказать такой диван. Мне сказали, что, конечно, можно. Я спросил, а быстро ли они его привезут. Они ответили, что привезут очень быстро. Везли четыре месяца, привезли не того цвета. Я, конечно, возмутился, сказал: «Вы что, с ума сошли! Это же не тот цвет!» А они тут же предложили большую скидку. А я тут же подумал, что цвет-то неплохой. Просто такого цвета в каталоге не было. И вот уже два месяца сижу на этом диване, и мне на нём плохо. И дело даже не в том, что цвет не тот, который я заказывал. Цвет даже ещё лучше. И диван удобный и красивый. Просто я сижу на нём, помню, что я хотел этот диван, но никак не могу вспомнить, как я мог его хотеть.

И дома всё так, как я хотел. И то, что я хотел. Особенно по отдельности. Всё по отдельности так, как я хотел. Вот обои. Я их хотел. Мне никто их не навязывал. Вот висит на стене картина, я её хотел, я её купил, я её вставил в раму, которую хотел, я повесил её ровно на то место, на которое хотел. И даже сам вбил гвоздь. И вот так дома всё, как я хотел. Но всё по отдельности. И вот я сижу на диване, который хотел, смотрю на всё то, что хотел, и думаю: «Господи, как я мог всего этого хотеть!» А на работе ещё хуже, чем дома. При этом я отлично помню, что так хотел эту работу.

И вот так возвращаешься ты как-нибудь с работы, вечером, и понимаешь, что единственная перспектива вечера – это диван. А на работе всё очень плохо. Когда так всё накопилось. И выхода не видно. Да ещё шеф такой дурак! Ну просто дурак! Раньше был человек как человек. А теперь просто удила закусил, просто сел на шею и ножки свесил. И такое себе позволяет. Но так не должен себя вести руководитель. Просто дурак и всё… Или вы сами шеф. И все подчинённые такие дураки, что просто невозможно.

И вот идёте вы домой, а дома тоже всё как-то не так. И тоже как-то накопилось. И всё как-то тянется по привычке. Не семья, а одна видимость. Вы живёте все как-то парал–лельно.

Идёте вы в таком вот состоянии домой и видите, как какой-то дворник лениво и плохо метёт двор редкой метлой. Покуривает он папироску, бормочет себе под нос какой-то мотивчик, и попахивает от него перегаром. Смотрите вы на этого дворника и думаете: «Вот она, жизнь. Простая, понятная, без зауми жизнь. Какие у него проблемы? Зимой – снег, осенью – листья. Это же нормальные, естественные проблемы. Это же так прекрасно, когда тебя волнует зимой снег, а осенью листья. А я на работе чем занимаюсь?..»