– А что вы предлагаете? – спросил я, глядя на Кевина и Рэя.

– Уж точно не бежать через Чад, верно? – спросила Лиза.

– Мне бы тоже не хотелось это слышать, – сказала Кейти.

– Я бы не стал так категорически отказываться, – высказался Рэй.

Кевин нахмурился. Судя по выражению его лица, он был готов отказаться от участия в забеге, если мы попытаемся пройти через Чад. И он опасался не зря.

– Но сейчас, как мне кажется, нам лучше двигаться к Ливии и бежать как ни в чем не бывало, – продолжил Рэй.

Это казалось лучшим планом. Бежать к Ливии в надежде, что все разрешится. Я бы мог смириться с тем, что нас развернут, но не хотел сдаваться, не попробовав.

Мы побежали на восток от Агадеса, пребывая в состоянии неопределенности. Женщины ехали в машинах поддержки и приветствовали нас на каждой остановке. Мне было приятно осознавать, что Лиза находится рядом, помогает мне и с удивлением рассматривает Сахару, которую видит впервые в жизни. От этого и я смотрел на пустыню новыми глазами. Рэй и вовсе сошел с ума от радости после встречи с Кейти и постоянно бормотал что-то несвязное. Но Кевин, похоже, рядом с Николь чувствовал себя еще более одиноким. Она напоминала ему о доме, обо всем, по чему он скучал. По их жестам и интонациям было заметно, что между ними происходят серьезные разговоры. Мне казалось, что эти разговоры не сулят ничего хорошего нашей экспедиции.

Через четыре дня Кевин подошел ко мне и сказал:

– Я думаю закончить раньше.

– Кевин, да ты же на самом деле сам этого не хочешь.

– У меня свои причины. Я вовсе не против того, чтобы изменить окружающую среду. Но бросать вызов людям – это довольно опасно. Мы проделали долгий путь. Никто не будет нас осуждать, если мы остановимся.

Я сказал, что лучше нам поговорить об этом потом, перед всей группой – и перед камерами. Я чувствовал себя обязанным запечатлевать каждый драматичный эпизод нашего путешествия. К тому же я надеялся, что к тому времени, когда соберутся все, Кевин уже одумается.

На пятьдесят девятый день, когда мы преодолели дистанцию в восемьдесят четыре марафонских забега, все собрались в палатке, и Кевин объявил, что решил покинуть экспедицию. Он собирался отправиться в Тайвань вместе с Николь на следующий же день. Я не верил своим ушам. Я мысленно говорил себе: «Ну ладно, если ему не хочется оставаться, пускай убирается на все четыре стороны». И в то же время хотел наорать на него и призвать к ответственности. Но я понимал, что, выплеснув на Кевина свое раздражение, сделаю только хуже.

Позже, после заявления Кевина, мы поговорили с Рэем наедине. Мы согласились с тем, что необходимо сделать все возможное, чтобы убедить его остаться.

– Нельзя же просто так дать ему уйти, – сказал я. – Позже он сам об этом пожалеет.

– Мы одна команда. И мы вместе должны закончить то, что начали, – поддержал Рэй.

Мы пошли искать Кевина. Он стоял рядом с Николь, прислонившись к грузовику. Увидев нас, он смахнул с глаз слезы. Я спросил, можно ли с ним поговорить с глазу на глаз, и он отошел с нами в сторону.

– Тебе нельзя уходить, – начал я.

– Ты же продолжал бежать, когда тебе было плохо. Ты падал и поднимался через силу, – вступил Рэй. – Соберись с духом. Вспомни, как ты старался и сражался сам с собой.

– Это все очень трудно для меня. Я люблю вас, парни, – сказал Кевин.

– Такие экспедиции всегда трудные! Постоянно возникают какие-то проблемы, и не бывает легких ответов, – увещевал я. – В том-то и весь их смысл. Всегда приходится сомневаться и ждать, что случится дальше. И потому они настолько возбуждают. Если бы они не приносили никакого удовольствия, ты бы просто бегал свои марафоны, верно? А после них пил бы воду сколько влезет, принимал душ и спокойно спал по ночам. Но ты не такой, Кевин. Ты способен на большее. Тебе самому не хочется уходить. Да, мы можем продолжить и без тебя, но хотели бы закончить вместе с тобой. Потому что мы команда.

– Совершенно верно, – добавил Рэй.

Кевин смотрел в землю.

– Не уходи, – продолжил я. – Просто добеги с нами до Ливии. Пятьсот километров. Если не передумаешь, можешь потом уйти. Так ты останешься? До Ливии?

Наконец Кевин едва заметно кивнул.

– Да! – воскликнул Рэй, поднимая сжатую в кулак руку. – Спасибо, Кев.

Я обнял Кевина за плечи и крепко сжал:

– Спасибо.

В канун Нового года мы попрощались с Лизой, Кейти и Николь. Нам было непросто смотреть, как они уезжают, особенно Кевину, который какое-то время убеждал себя, что поедет в аэропорт вместе с ними. Когда по нашим расчетам новогодний шар на Таймс-сквер в Нью-Йорке опустился до самой земли, мы отметили это событие свистелками и конфетти, которые нам оставила Лиза. Итак, наступил новый год. Теперь нам нужно было сосредоточиться на том, что ожидает нас впереди.

Следующие несколько дней выдались прохладными и ясными. Мы бежали по открытой пустыне, однообразие которой нарушали лишь песчаные волны от ветра, следы верблюдов и автомобилей. Я старался поддерживать бодрость духа, хотя по ночам, под холодным светом миллионов звезд, ощущал, как в душу пробираются неуверенность и страх. Меня добивала лодыжка. Рэй также страдал от боли в ноге и поноса. Кевин все больше замыкался в себе. Мы неизбежно теряли вес, хотя заставляли себя есть калорийную пищу – печенье, чипсы, конфеты, арахисовое масло. Я потерял восемнадцать килограммов, Рэй четырнадцать, а Кевин одиннадцать. У нас не осталось запаса жира, ничего, что служило бы дополнительным источником энергии.

Хуже всего было то, что мы не знали, что будет с нами дальше. Мы просто бежали на восток. Что, если это просто пустая трата времени? По ночам я воображал, что получаю травму, возможно, даже перелом голени, – что-то, из-за чего мне точно придется остановиться. Это было бы идеальным предлогом завершить гонку, и никто бы не стал обвинять меня в том, что я недостаточно старался. Мне не хотелось останавливаться, но невозможно все время быть оптимистом. По утрам я отгонял сомнения, ведь от меня так много зависело. Приходилось снова приниматься за работу.

– Не знаю, что со мной не так, – сказал Рэй, когда мы в очередной раз заставили себя бежать по обдуваемой ветром песчаной пустоши.

– Не парься, старина.

– Я на самом деле сомневаюсь в себе. Еще немного, и мне точно захочется уйти.

– Не волнуйся. Все образуется.

– Сегодня мне страшно, – сказал он.

– Я знаю. Мне тоже бывает страшно.

Несколько минут мы бежали молча.