Поэтому она рассказала Томасу лишь то, что ездила к Веспасии, – и немедленно опустила взгляд на свое шитье.

– И как она? – поинтересовался Питт, внимательно поглядывая на Шарлотту.

– Она прекрасно себя чувствует. – Шарлотта улыбнулась мужу. Томас что-нибудь обязательно заподозрит, если она остановится на полуслове, – он слишком хорошо знает жену. – Я не видела ее в таком расположении духа ни разу после смерти бедняги Джорджа. Она снова обрела спокойствие и так оживлена и здорова, как при первом нашем знакомстве.

– Шарлотта!

– Да? – Она подняла широко раскрытые, невинные глаза, держа в руке иголку.

– Что еще было? – требовательно спросил он.

– О чем ты? Тетя Веспасия в отличном настроении и прекрасно себя чувствует, и я подумала, что тебе будет приятно об этом узнать.

– Мне это, конечно, приятно, но я хочу знать о том, что тебе еще стало известно и почему у тебя такое довольное выражение лица.

– Ах! – Шарлотта была просто в восторге. Она его замечательно провела. Женщина широко улыбнулась, на этот раз без всякого притворства. – Тетя Веспасия повидалась со старым другом, и я подумала, что она, очевидно, относится к нему с большой нежностью. Разве это не замечательно?

Томас сел.

– Ты имеешь в виду роман?

– Ну, это вряд ли. Ей ведь за восемьдесят.

– Возраст не помеха таким делам. Сердце не перестает любить всю жизнь.

– Роман?.. Нет, я так не считаю. – Шарлотта удивленно раздумывала над его словами, но сама мысль доставила ей удовольствие. – Впрочем, почему бы и нет? Хотя я все же думаю, что если у них и был роман, то он остался в прошлом, когда они только познакомились. Не исключено, конечно, что он возобновился…

– Отлично, – Питт широко улыбнулся. – А кто он?

– Что? – Внезапно Шарлотта почувствовала себя в ловушке.

– Кто он? – повторил Томас, уже с подозрением.

– О… – Она снова принялась за шитье, не отрывая взгляда от иголки и полотна. – Это ее давний друг. Телониус… Телониус Квейд.

– Телониус Квейд, – повторил он медленно. – Шарлотта!

– Да, – она усердно шила.

– Ты сказала – Телониус Квейд?

– Да, кажется.

– Судья Телониус Квейд?

Шарлотта колебалась, но лишь мгновение.

– Да…

– Который совсем случайно председательствовал на суде над Аароном Годменом за убийство Кингсли Блейна?

Лгать было нельзя, но она попыталась уклониться от прямого ответа:

– Мне кажется, что тогда их дружба уже пошатнулась.

Питт решительно потряс головой:

– Это не имеет никакого отношения к делу! Почему Веспасия внезапно возобновила знакомство? Именно теперь?

Шарлотта молчала.

– Потому, что ты ее об этом попросила?

– Ну, ладно, созна ю́сь, мне было просто интересно. Судья умер в театре, у меня на глазах. Я держала за руку его бедную жену…

– …И не думала, что, может быть, именно она его убила, – сурово сказал Томас. Он не сердился – скорее все это его забавляло, но по его тону Шарлотта поняла, что он не потерпит никаких дискуссий.

– Нет, нет, я, конечно, ни о чем таком и не помышляла. – Шарлотта взглянула наконец на мужа. – Но судья Квейд, очевидно, вполне был удовлетворен приговором, даже если ему не вполне нравилось, как проходит судебное расследование. – Она улыбнулась мужу – на сей раз совершенно искренне. – Такое впечатление, что бедняга Годмен был действительно виновен, даже если они доказали его вину не лучшим способом. Но, Томас, ведь вполне вероятно, не правда ли, что сам факт повторного обращения судьи Стаффорда к делу мог так напугать кого-то – и совсем по другой причине, в связи с чьим-то еще грехом, – что испугавшиеся его убили? – Шарлотта, волнуясь, ожидала ответа, внимательно вглядываясь в выражение его лица.

– Да, это возможно, – мрачно подтвердил Питт, – хотя и не очень. Какой такой еще грех?

– Не знаю. Ты и должен это выяснить.

– Может быть, но мне опять нужно заниматься убийством Стаффорда и добыть доказательства, что Джунипер Стаффорд или Адольфус Прайс приобрели опиум. Мне нужно знать о них гораздо больше, чем известно сейчас.

– Да, конечно, но ты ведь не забудешь о деле Блейна – Годмена, правда? Я хочу сказать… – И вдруг ее осенило. – Томас! Что, если в этом деле замешана чья-то запретная связь, недостойное поведение, подкуп, насилие, какое-то другое действие, которое затрагивает интересы кого-то из сильных мира сего, или любовная интрига, которая могла бы кого-то погубить? Тогда появился бы повод убить судью Стаффорда, прежде чем тот что-то обнаружил, даже если это никак не снимало вину с Годмена. Так не могло бы случиться?

– Да, – осторожно ответил Томас, – да, такое не исключено.

– И тогда ты расследовал бы такую возможность? – настаивала Шарлотта.

– После того, как выяснил бы все о Джунипер и Адольфусе. Не раньше.

Она улыбнулась:

– Ну и хорошо. Не хочешь ли чашку какао на сон грядущий?

На следующий день Шарлотта поручила Грейси следить за порядком в доме, а сама села в омнибус и покатила на Кейтер-стрит к Кэролайн. Прибыв в начале двенадцатого, она узнала, что мать уехала по какому-то делу, а бабушка сидит в большой, старомодно обставленной гостиной у камина и кипит от негодования.

– Ну, – сказала она, яростно взглянув на Шарлотту, сидя очень прямо, сцепивши старые, похожие на птичьи лапки руки на набалдашнике палки, – ты наконец явилась навестить меня, не так ли? Наконец вспомнила про свой долг. Немного поздно, девочка.

– Доброе утро, бабушка, – спокойно отвечала Шарлотта. – Как поживаете?

– Болею, – ответила она колючим тоном, – не задавай глупых вопросов, Шарлотта. Разве я могу не болеть, если твоя мать ведет себя как отчаянная дура? Она вообще-то никогда не была особенно умна, но сейчас, кажется, растеряла последние остатки умственных способностей. После смерти твоего отца она словно с цепи сорвалась. – Бабушка сердито фыркнула. – Полагаю, этого и следовало ожидать. Некоторые женщины не могут справиться со вдовством. Нет умения вести себя, не знают, что подобает, а что нет. И она никогда не понимала это как следует. Моему бедному Эдварду все время приходилось ее учить!

В другое время Шарлотта не обратила бы внимания на столь оскорбительное мнение. Ее бабушке всегда было свойственно подобное направление мыслей, и Шарлотта привыкла к этому, но сейчас она почувствовала необходимость защитить мать.

– Какие глупости, – ответила она резко, садясь на стул напротив. – Мама всегда обладала совершенным пониманием того, что и как надо делать.

– Не смей говорить мне «глупости», – отрезала бабушка. – Ни одна женщина с малейшим пониманием приличий не разрешила бы своей дочери выйти замуж за полицейского, даже если бы та была безобразна, как лошадь, и глупа, как курица. – Она подождала, чтобы Шарлотта как следует насладилась этим язвительным замечанием, но так как внучка и глазом не моргнула, неохотно продолжала: – А теперь она ведет себя как дурочка, гоняясь за дружбой людей, выступающих на сцене. И, клянусь небом, это вряд ли лучше! Они, возможно, знают, как говорить на правильном английском языке, но их мораль ниже всякого уровня. Все они ведут себя недостойно, и половина из них евреи – я точно это знаю. – И она опять яростно взглянула на Шарлотту, вызывая ее на словесный поединок.