– Не знаем про смежников, Степаныч. Ничего не слышали.

– Да ты что-о? Серьезно?! Все погибли? Так никто и не вышел на связь? – Селезень даже привстал, горечь душевной боли исказила его лицо.

– Видать, все, паря!

Через минуту скорбного молчания тишину нарушила Лиза, поведав ветерану информацию от пленного агента Абвера. Сведения действительно оказались ценными и нуждались в срочной отправке в Центр. Сергачев кивнул, что-то погонял в голове, большим пальцем приглаживая ус и этим помогая зубам кусать его. Чувство переполненности мозгов различными ЦУ и инструкциями, которыми его напичкали перед отправкой в тыл врага силовики, рвалось наружу – нужно было быстрее выдать бойцам все распоряжения и новости, а затем начинать действовать. Не на курорт все-таки прибыл!

Семен Степанович поднялся, хотя ноги и стали ватными после долгой ночной ходьбы по пересеченной местности, почти незаметно крякнул и обратился к разведчикам:

– Сынки… гм… бойцы, стройся. Короткая вводная и в путь.

Диверсанты переглянулись, по лицам пробежали легкие, без злого умысла ухмылки – типа сразу видно, папаша не из разведки, тыловик и простачок. Но уже то, что согласился и смог добраться до глубокого тыла противника, взять себя в руки, одно это вызывало похвалы и положительные эмоции бойцов. Они построились. Рослый угрюмый сержант Василий Машков с перебинтованным плечом, схлопотавшим два пулевых ранения, в жандармской форме. Чумазый, заросший щетиной рядовой Алексей Шишкин, постоянно сутулившийся по причине, видимо, долгой езды в тесной кабине бронемашины. Молодой, с озорной искоркой в глазах рядовой Селезень Сергей, светловолосый, с выцветшими на солнце ресницами и бровями снайпер в маскхалате «Шаман». Симпатичная, круглолицая, с веселыми веснушками радистка-переводчица Лиза Пешкова.

Степаныч огляделся вокруг – туман окутал низинку, поросшую ольхой и вербами, двое пленных смиренно лежали у сосенки, поодаль жевала листья с ветки привязанная к кусту лошадь, рядом с разведчиками свален в кучу замысловатый военно-походный скарб: боезапасы, оружие, сидоры, амуниция, рация. Сергачев проглотил ком в горле, унимая волнение в конечностях, потоптался на месте, сжал кулаки.

– Разведчики. Нам предстоит закончить то, что не успел выполнить ваш командир, лейтенант Неупокоев. И чтобы его дело, его миссия не выглядела пустой и бессмысленной, операцию с кодовым наименованием «Крысолов» нужно выполнить в кратчайший срок и полностью. Пока немцы не проснулись, а я хорошо помню их привычки и режим сна и отдыха… работая когда-то машинистом здесь, в Пруссии, в тридцатых годах… пока они спят и попивают кофе, нужно максимально подобраться к литерному и мне, как специалисту по паровозам, установить его… как сказать… настоящность. В этом мне очень нужна ваша помощь, как опытных и бывалых разведчиков. Офицеры, сопровождавшие меня, погибли с самолетом, поэтому теперь меня некому, кроме вас, охранять и довести до объекта. Но, учитывая новые обстоятельства в связи с допросом пленных и получением важной информации по Ставке Гитлера, фальшивости литерного и наличию «крысы» в органах НКГБ, сначала нужно сообщить в Центр эти сведения.

– Разрешите, товарищ техник-лейтенант?

– Да, Лизавета.

– Чего же мы тянем? Нужно срочно связаться с Большой землей… У нас же теперь есть «северка»!

– Согласен. Но есть «но»… – Сергачев нахмурился, оглянулся, вновь уставился на радистку… – Сколько времени тебе, красавица, нужно, чтобы сообщить в Центр все три… гм… три сведения?

– Минуты две-три, учитывая наиболее емкий текст.

– А сколько времени можно выходить в эфир, будучи, например, в окружении немцев и их пеленгаторов?

Пешкова изменилась в лице, вспомнив одно из положений инструкции радиста-разведчика, о котором сама же недавно говорила Неупокоеву.

– Максимум тридцать секунд короткими знаками текста с минимальным размером слов.

– Вот то-то же и оно! – Сергачев кивнул. – А пеленгатор неподалеку есть, я сам видел, когда брел по лесу. Вон в той стороне. С километр отсюда. Катается вокруг лесополос и по просекам. Да и мобильных патрулей фрицев кругом полно.

– Даже если отправим все сведения сразу, – сказал Шишкин, – накроют нас как пить дать. Смертничками станем, сами себе подписав приговор.

– А мы сюда что, в бирюльки прибыли играть?! – Лиза сжала губы, глаза засверкали гневом, кулачки сжались. – Боишься пасть смертью героя? Во имя Родины, во благо советского народа… Как наш командир… как лейтенант…

– Лиза, прекрати! – Селезень толкнул девушку, на глаза которой навернулись слезы.

– Комсомолка – она и есть комсомолка, блин! – проворчал Шишкин, ехидно усмехнувшись.

– Не тебе чета, беспартийный! – буркнула Пешкова, утирая щеку.

– Отставить, бойцы! – грозно рыкнул Машков, выглянув из шеренги. – Чай, не на политзанятиях. Вводная вообще-то! Продолжайте, Семен Степанович.

– Нет, сразу все сведения мы докладывать в Москву не станем. У нас еще кроме этого задание важное, для которого нужно жить и действовать. Литерный. Нужно мне самому удостовериться, а не только верить словам этого вашего рыжика Ганса.

– Он Хельмут, – поправила радистка.

– Мне все равно.

– Что предлагаете, Семен Степанович? – спросил Машков.

– Можно просто «Степаныч». Разрешаю. Не командный голос и положения устава отрабатываем. Давайте определим наиболее важные сведения и поочередно из разных точек и в разное время сбросим их в Центр. Радиопеленгаторы не должны засечь выход в эфир шифровки Лизы, если каждая из них будет короче тридцати секунд. Так?

– Степаныч, ну, ты прям не паровозник, а матерый диверсант РДГ! – недоуменно усмехнулся сержант. – Когда успел так поднатореть?

– Меня два дня такие спецы мучили и не давали спать, что я, наверное, в самом Берлине смог бы арбайтен, – выпалил Сергачев и засмеялся.

Бойцы тоже захохотали, пока серьезная Пешкова не вставила свое:

– Только не выход в эфир, товарищ техник-лейтенант, а место выхода могут засечь фрицы, успев сузить круг допуска. Извините!

– Точно, девонька. Именно так. Какая информация наиболее ценная и первоочередная? «Крот» в Москве, бутафория литерного или координаты Ставки Гитлера? Ваши мнения.

– Конечно, логово этого хрена! – сразу выпалил Шишкин. – Чего тут обсуждать, когда наша авиация уже сразу сможет после сообщения вылететь и разбомбить его бункер в пух и прах?!

– Верно, боец! Литерный еще подождет, потому что я должен своим глазом удостовериться в его бесперспективности, да и бомберы наши пока больше не прилетят, выбросив меня, – рассуждал вслух Сергачев, похаживая перед шеренгой разведчиков.

– Дык… они, видать, теперича вообще успокоятся, думая, что ночным налетом уже уничтожили грызуна. А это всего-навсего оказалась мельница горящая! – предположил Машков.