При всём желании консервативная часть узкого руководства не могла отмахнуться от столь очевидных, вопиющих фактов. Вынуждена была хоть как-то, но реагировать. Предлагать выход из сложившегося положения. И потому тут же такой выход нашла. Паллиативный. Предложила обязательное, чуть ли не принудительное обучение номенклатуры. Естественно, в ускоренном темпе. Для министров, первых секретарей обкомов и крайкомов, секретарей ЦК компартий союзных республик — на двухлетних Ленинских курсах. Для тех, кто занимал более низкие посты, иную форму подготовки. Имеющим высшее образование — в трёхлетней Академии общественных наук, обладавших только средним — также трехлетнее, в Высшей партийной школе. А для офицеров армии и флота — во вновь открытой Военно-политической академии.

Принимая такое решение, Политбюро, секретариат были убеждены, что через три года, самое позднее — лет через пять партия будет располагать столь необходимыми для ее структур грамотными, подготовленными кадрами. Специалистами в вопросах не только марксизма-ленинизма, но и в одной из отраслей народного хозяйства. Будут обладать столь большим числом образованных коммунистов, что появится «резерв». А с ним и возможность выбирать из нескольких кандидатов при назначении на ответственную должность.

Так полагал Жданов, в марте 1946 г. вернувший себе пост второго секретаря ЦК. Полагал и Александров, начальник Управления пропаганды — инициатор партликбеза. Согласиться с таким предложением как с наименьшим злом вынужден был и Маленков. Они не учли лишь одного. Обнажив истинное лицо партократии, они подписали себе приговор. Противопоставили себя этому слою, позже названному Джиласом «новым классом». Стали для него врагами, ибо покусились на святая святых — на должности, прямо дававшие огромные привилегии. Старую, довоенную — «конверты». Официально регламентируемую, но тайную доплату к жалованью. Закрытую систему торговли, созданную в годы войны. И новые. Особую телефонную связь — «вертушки», «ВЧ». Персональные машины. Отдельные квартиры, особенно желанные при бушевавшем жилищном кризисе. Спецполиклиники, дачи, дома отдыха, санатории. Словом, всё, что только могла дать возрождавшаяся экономика.

Первым подвергся опале инициатор реформ Маленков. Его отстранили от руководства Управлением кадров в апреле 1946 г. А месяц спустя вывели из секретариата. Заменили вызванным ради того из Ленинграда Кузнецовым. Потом пришла очередь Александрова, вздумавшего учить партократию. Сняли в августе 1947 г. На его место назначили неприметного, никому неизвестного Шепилова. Весной следующего года Жданова лишили многих полномочий. Передали их Суслову. Тому, кто и при новом раскладе остался малозаметным, но чьё воздействие на политику партии, ее аппарат стремительно возросло. Ведь не кто иной, как он и оказался наиболее последовательным выразителем интересов «нового класса», защитником его.

Кадровые перестановки позволили вновь начать контрреформы. Откровенно пренебречь решениями XVIII съезда. Ликвидировать в июле 1948 г. управления кадров и пропаганды. Восстановить отраслевые отделы, возродить контроль за министерствами. А заодно и создать новые «ответственные» должности. Наращивать их число. Так, под предлогом борьбы с буржуазным национализмом образовать в небольших республиках — Эстонии, Латвии, Литве, Грузии, Башкирии, Татарии — по две-три области. Со всеми непременными атрибутами — обкомами, облисполкомами.

Но всё же консерваторы пока не могли торжествовать победу. Реформаторы сопротивлялись. Усиливали систему исполнительной власти. В Совмине СССР образовали собственный Президиум, по сути повторявший Политбюро, и отраслевые бюро, уже прямо дублировавшие отделы ЦК. И хотя реальная власть все больше и больше смещалась в парторганы, фактически создали «теневой кабинет», готовый в любой момент взять всю ответственность только на себя.

Такая ситуация и породила новый центр, призванный поддержать, сохранить зыбкое равновесие. В октябре 1946 г. — «шестерку» членов Политбюро, спустя два года разросшуюся до «девятки». Как и в начале войны ГКО, этот неконституционный, неуставной, тайный, но подлинный высший орган власти должен был стать вектором сил. Объединить интересы разнородных, сложившихся группировок. Консервативной и реформаторской частей партократии. Военно-промышленного комплекса, органически связанного с генералитетом и начавшего активно влиять на внешнюю политику страны.

Однако такая попытка хоть как-то нормализовать опасное положение лишь усилила, обострила соперничество, противостояние лидеров. Привела к прямо обратным результатам. В начале 1949 г. — к отстранению, репрессированию Вознесенского, Кузнецова, второй опале Молотова. В феврале 1951-го — к самому непредсказуемому, парадоксальному. К отстранению от власти Сталина…

Неопределенность положения завершилась со смертью вождя. А последовавшие за ней события чуть ли не до деталей повторили то, что происходило в первые недели войны.

Как и 30 июня 1941 г., во главе страны встали Молотов, Берия, Маленков, но при явном лидерстве Георгия Максимилиановича. Их ближайшее окружение составили прежние, испытанные соратники — Малышев, Первухин, Сабуров, Шаталин. Как и двенадцать лет назад было принято постановление «О расширении прав министров СССР». Новым же стало сокращение числа самих министерств, особенно республиканских, уменьшение штатов сохраненных на 40 процентов. Ликвидация областей в Эстонии, Латвии, Литве, Грузии, Башкирии, Татарии. Тем самым, всего за три месяца оставили без работы более ста тысяч бюрократов. В том числе — секретарей обкомов, союзных и республиканских министров, их заместителей.

Резко сократили численность и высших органов партии, президиума и секретариата ЦК — с 46 до всего лишь 17 человек. Мало того, еще двумя постановлениями Совмина СССР, от 26 мая и 13 июня, лишили всех без исключения партфункционеров важнейшей привилегии — «конвертов». Оставили их только министрам СССР, председателям краевых, областных, городских и районных исполкомов.

Тогда же начали и десталинизацию. Сводили до минимума, а то и просто исключали упоминание, портреты покойного вождя в газетах, журналах, книгах, альбомах. Прекратили финансирование возведения монументов Сталину. И стали пересматривать дела «врагов народа» 1930 — 1940-х гг. Реабилитировать их, хотя и без огласки.

Наконец, проявился новый курс и в ином. В официальном провозглашении доктрины мирного сосуществования, фактически ставшей основой внешней политики Союза еще летом 1951 г. В отказе от гонки вооружения, переориентации экономики страны на выпуск предметов широкого потребления, в объявлении легкой промышленности и сельского хозяйства приоритетными отраслями. В прекращении идеологического давления на литературу и искусство, получившем вскоре название «оттепель», что нашло выражение в публикациях, выходе на экраны, постановках на сценах театров первых таких произведений, начиная с осени 1953 г.

Всё это слишком красноречиво свидетельствовало о возможно неизбежном. Об уже близкой победе курса реформ. Создании такой системы, в которой КПСС в ее прежней роли просто не останется места, не окажется, следовательно, места и для партократии. И чтобы спасти себя, свою абсолютную власть и связанные с ней привилегии, партократия перешла в наступление.