– Мамочка, – одними губами пролепетала Вика.

Женя поспешно толкнул ее подальше за сундук. Дверь распахнулась. Темноту прорезала дрожащая полоска тусклого желтого света. Софья стояла на пороге, держа в руке обычную парафиновую свечу в медном подсвечнике.

«В мансарде нет электричества», – догадался Женя.

Еще две больших свечи горели в крошечной комнатушке, которую теперь было видно в дверном проеме. Софья покашляла и тихо, но звучно пропела что-то типа «миа-миа-ми». Затем еще прокашлялась и снова спела, отрывисто и броско: «ле, ле, ле-ле-ле». Видимо, ей не понравилось, как звучит голос.

– Чаю, – пробормотала она, – чаю горячего с медом. Хрипну. – И к невероятной радости Евгения, стала пробираться к лестнице. Тихо заскрипели ступеньки.

– Быстрей! – Женя нырнул в комнатенку, не выпуская Викину руку из своей.

Комната была не больше пяти квадратных метров, у одной стены стояла большая старинная кровать с шишечками, у другой такой же большой, старый и рассохшийся письменный стол с массивной тумбой. На столе лежал скрипичный футляр. Больше из обстановки ничего не было, но комната все равно выглядела тесной и заставленной.

– Смотри, – Вика указала на стену над столом. Она сплошь была увешана фотографиями, в тусклом свете свечей лица различались с трудом.

– Кто это? – шепотом спросила Вика.

– Откуда я знаю? – Женя пожал плечами. – Может, члены общины. Или родственники Софьи. Или и те и другие. Давай подойдем поближе.

Они сделали несколько шагов вперед, ежесекундно оглядываясь и прислушиваясь, не возвращается ли Софья, напившись чаю. Фотографии были абсолютно разные – большие, маленькие, цветные и черно-белые. На них были изображены и мужчины, и женщины, совсем молодые и постарше.

– Господи! – Вика вдруг судорожно вцепилась в Женин локоть.

– Что? Что такое?

– Смотри… там!! – Она показала рукой куда-то в угол.

Женя напряженно вглядывался в фотографии, но ничего необычного не видел.

– Что там, Вика? Успокойся, все хорошо. Скажи, что там.

– Там… Куличенко… – пробормотала она непослушными губами. – Вон там, сбоку. А там…

Она не договорила. Глаза ее стали огромными от ужаса. Женя подошел еще ближе к столу. Близоруко прищурился и наконец увидел. В левом углу в самом верху висел большой портрет Куличенко. Евгений узнал его – это был распечатанный снимок из сети, тот, который стоял у него на аватарке. Лицо на соседней фотографии так же показалось Жене смутно знакомым. Лисовский. Между ними фотка ослепительно красивой блондинки с яркими голубыми глазами. «Машка», – догадался Евгений и почувствовал, как кружится голова. Вот невзрачная, но чопорная и надменная шатенка. Кристина. А вот… вот и Вика.

– Боже мой! – С ее губ сорвался жалобный стон. – Убийца! А ты говорил, что Машку не она задушила! Она!!!

Женя молчал, потрясенный. Он даже позабыл, что дверь в комнату открыта и в любой момент может вернуться Софья, услышав шум. Значит, они нашли осиное гнездо. Именно тут Софья вынашивала свои зверские планы, расклеив по стенам фотографии врагов. И помогал ей в этом, конечно же, Михаил.

Женя заставил себя собраться. Нельзя медлить ни минуты. Он достал телефон и несколько раз сфотографировал портреты на стене. Теперь никто не скажет, что Вика обычная истеричка, а происшествия с ее друзьями – несчастный случай или совпадение. Вот оно, доказательство того, что все трагедии связаны одной ниточкой!

Из темноты за порогом послышались шаги. Софья! Одна или с подельником? Кажется, одна. Убегать из комнаты поздно, она уже почти наверху.

– Лезь под кровать, – скомандовал Евгений. – Быстро! Лезь!

Вика пискнула, как мышка, и так же, как вышеупомянутый грызун в нору, шмыгнула под свисающее до полу покрывало. Евгений полез следом, моля бога о том, чтобы хватило места им обоим.

Под кроватью была жуткая пыль, которую, видимо, не убирали годами. В носу сразу засвербело, захотелось чихнуть. Женя зажал нос и стал дышать ртом. Сквозь прореху в покрывале ему была видна часть комнаты. Вскоре показался подол черной юбки.

Софья, тихонько покашливая и бормоча что-то неразборчивое себе под нос, подошла к столу. Евгений потихоньку достал телефон, собираясь включить диктофон.

Послышался тихий щелчок, потом скрип, шорох, будто что-то скребли. Затем раздались протяжные звуки. Женя не сразу понял, что это скрипка. Видимо, Софья достала ее из футляра, наканифолила смычок и теперь настраивала. Сначала она взяла несколько длинных чистых нот. Затем пару интервалов. А после заиграла.

Евгений никогда не любил классическую музыку и почти не бывал на концертах. Когда по телевизору выступал симфонический оркестр, он переключал канал. Но даже он понимал сейчас, что скрипка звучит великолепно, задевая душу за живое. Софья играла нежную и печальную мелодию, играла вдохновенно и самозабвенно, мастерски переходя с хрустальных верхов к волнующим вибрирующим басам.

«Ее место на сцене, а не здесь, в этой комнате, увешанной портретами грешников, обреченных на заклание», – с грустью подумал Евгений.

Софья закончила играть. Слышно было, как она положила скрипку обратно в футляр.

– Молюсь за вас, грешники! Будьте здоровы, живите долго. Пусть Господь простит вам ваши грехи! – Голос Софьи звучал сильно и ровно, как и ее волшебный инструмент.

Женя не верил своим ушам. Что это? Циничная заставка к кровожадным злодеяниям? Рядом дернулась Вика. Он прижал палец к губам.

– Тсс!

В ответ она осторожно протянула ему руку с телефоном. На табло горела надпись: «Пришла твоя пора».

Софья снова заиграла, лучше прежнего. Женя и Вика лежали, обнявшись, слушая невероятные, страстные и нежные звуки. Лицо Вики было мокрым от слез. Потом Софья снова желала грешникам здоровья и долголетия своим мелодичным голосом. Затем опять играла.

Время застыло. На зубах у Вики и Жени хрустел песок, лица были перепачканы в пыли. Вика продолжала беззвучно и горько рыдать, и Женя тихо гладил ее по голове. Телефон он убрал обратно в карман.

Наконец Софья устала. Сложила скрипку окончательно в футляр, защелкнула его. Погасила свечи и ушла. Женя помог Вике выбраться из-под кровати. Они стояли в полной темноте и прислушивались. Софья бродила по первому этажу, что-то трогала, передвигала. Вот шаги ее стали тише, потом вовсе прекратились. Скрипнули пружины. Легла. Женя пытался впотьмах рассмотреть Викино лицо.

– Это не она. – Вика отрицательно помотала головой. – Она обманывает их. Говорит, что молится о наказании грешников, а сама играет им на скрипке и желает долгих лет. Она… сама искупает их грехи, своей игрой… Мы снова ошиблись. Софья не преступница.

– Но есть же еще брат Михаил, – возразил было Евгений и понял, что неправ.

Михаил, конечно, мошенник, наживающийся на чужой наивности и беде. Ловко приспособил Софью, чтобы та была духовным символом общины. А сам знай стрижет купоны. Недаром он велел писать дарственную не на Софью, а на него – она небось ничем, кроме скрипки, здесь не владеет. Но к Викиным одноклассникам он не имеет ни малейшего отношения.