– Видишь ли, к тому времени мне уже предложили полную стипендию в трех университетах «Большой десятки», и считалось, что у меня имеются все данные, чтобы стать профессионалом. Отец сказал, что в колледже передо мной откроется жизнь, полная соблазнов, устоять перед которыми я не смогу. Поэтому с моей стороны было бы нечестно удерживать тебя… достойную стать звездой, а не жить в моей тени. – Эван невесело улыбнулся и добавил: – Это его слова, не мои.

– Но я все равно ничего не понимаю, – пробормотала Пенелопа. – Мы же с тобой не были парой, то есть – по-настоящему. Почему ему вообще такое в голову пришло?

– Вот поэтому я и думаю, что он каким-то образом увидел нас в подвале. Кроме того, он был… моим отцом. Так что, наверное, кое-что замечал. И, вероятно, догадывался о фантазиях, роившихся в моей голове.

Пенелопа облизнула внезапно пересохшие губы.

– О каких фантазиях?

– Я мечтал о будущем… с тобой.

Пенелопа крепко сжала кулаки – чтобы не потянуться к нему.

– Но ты никогда не говорил ничего подобного. Даже не намекал…

Эван снова вздохнул.

– Думаю, я осознал все это только тогда, когда отец сказал об этом.

Пенелопа долго молчала. Наконец спросила:

– А когда происходил этот ваш разговор?

– За два дня до его гибели. И это был наш с ним последний настоящий разговор, – добавил Эван почти шепотом.

Пенелопа сморгнула слезы, навернувшиеся на глаза.

– Он на тебя злился, да?

Эван кивнул.

– Да, очень. И сказал, что я эгоист, что я могу получить любую девчонку, какую только захочу, поэтому должен оставить тебя в покое, чтобы ты могла вести нормальную жизнь. И еще говорил о том, что ты – единственный ребенок в семье, а твои родители, уже пожилые люди, не могут обеспечить тебе такую жизнь, какую ты заслуживаешь. И поэтому я не должен лишать тебя этой жизни, теперь поняла?

Пенелопа невольно всхлипнула. О да, теперь-то она поняла. И получалось, что тот последний его разговор с отцом определил их с Эваном будущее.

Она смахнула слезы и снова всхлипнула.

– Как жаль…

Эван судорожно сглотнул и вновь заговорил:

– В ту ночь, когда он погиб, когда я пришел к тебе, у меня в голове все перепуталось, Пен. Я вообще ничего не соображал.

Она потянулась к нему и прошептала:

– Знаю, Эван. Я была не такой уж наивной. Я все понимала, но хотела, чтобы ты остался со мной.

На щеке у него дернулся мускул, и он, снова сглотнув, продолжал:

– Когда мы только начали встречаться в том подвале, я пообещал себе, что никогда тебя не трону. Нарушив эту клятву и зная, что должен остановиться, я пообещал себе, что уж девственности-то тебя не лишу, а сохраню то единственное, что ты отдашь правильному парню. Ну, в ту ночь я… Тогда я сказал себе, что я и есть тот правильный парень. Я решил, что отец ошибался и я смогу стать для тебя тем самым, думал, что смогу дать тебе то, чего ты заслуживаешь. Я убедил себя в этом, потому что мне было необходимо в это верить, потому что в тот момент ты была единственным человеком, без которого я не мог жить.

Пенелопа, не удержавшись, опять всхлипнула. Ох, как же неправильно она тогда все поняла, как неправильно!..

Эван протянул руку и провел большим пальцем по ее щеке, утирая слезы.

– Когда же ты уснула, я лежал и смотрел на тебя. Темные волосы на белых простынях, уличный свет, придававший тебе какое-то неземное сияние, нежное личико… и очаровательные губы, чуть припухшие от моих поцелуев. Поверь, я никогда не видел ничего более прекрасного. Но, глядя на тебя вот так, я вдруг понял, что отец был прав. Во всяком случае, в тот момент я думал именно так. То есть думал, что все произойдет именно так, как он говорил. И поэтому я сделал то единственное, что мог, то единственное, чего хотел отец. Я отказался от тебя, отпустил тебя…

– О, Эван… – прошептала Пенелопа. Поднявшись с кресла, она шагнула к нему и уселась верхом ему на колени. Запустив пальцы в его волосы, прошептала: – Эван, мне так жаль…

– Пен, у меня тогда не было выбора, – пробормотал он. – Я был абсолютно уверен, что отец прав. Поэтому я дождался, когда ты проснешься, а потом порвал с тобой. Разрушил все безвозвратно – так, чтобы ты возненавидела меня.

Тут Пенелопа наклонилась к нему и прошептала ему в губы:

– Я тебя прощаю, Эван.

– Очень жаль, что так получилось, – прохрипел он.

– Но мы тогда были детьми, Эван. – Она обняла его за шею. – Были просто глупыми детьми и ничего не понимали.

– Пен, это был худший день в моей жизни.

– И в моей – тоже. – Она коснулась губами его губ.

Он глухо застонал.

– О, Пенелопа, ты не понимаешь… – Он чуть приподнял ее, и она, немного передвинувшись, прижалась к его отвердевшему древку. – Пен, я чертовски тебя хочу.

Она не отпрянула – наоборот, прижалась к нему сильнее.

– Так возьми же меня.

Из горла Эвана вырвался низкий рык.

– Но ведь благотворительный прием… Все возмутятся и потребуют ответов.

– Ничего страшного. Подождут до завтра. – Она провела губами по его губам. – А эта ночь – для нас.

В следующее мгновение их губы слились в страстном поцелуе. И этот их поцелуй стал напоминанием обо всем том, что у них было когда-то.

Они все больше возбуждались, и казалось, вот-вот утратят над собой контроль. Но в какой-то момент Эван вдруг глухо застонал и, резко отстранившись от нее, прохрипел:

– Мы должны убраться отсюда как можно быстрее.

– Да, – кивнула она. И тут же снова потянулась губами к его губам.

Но он, отстранив ее, спросил:

– К тебе… или ко мне?

– Эван, я не могу ждать так долго. – Она покачала головой.

Он прищурился.

– Тогда давай снимем номер.

Она кивнула.

– Отличная мысль.

– А сейчас мы встанем, поняла?

Она снова опять кивнула – и поерзала на нем. Он опять застонал и пробормотал:

– Если продолжишь, я больше ни секунды не выдержу.

Пенелопа с улыбкой ответила:

– Но мы ведь раньше всегда так делали…

Его зеленые глаза сверкнули, и он заявил:

– Но сейчас-то мы – совсем другие. Тогда мне казалось, что я таким образом трахаю тебя, а теперь я хочу этого в реальности.

– Да, хорошо… – пробормотала Пенелопа. Поднявшись с его коленей и тяжело дыша, она оправила платье.

– Ты как, нормально? – спросил он.