была такой отстраненной и вечно несчастной. Бедная женщина. Она носила в себе его проклятие. Обреченная нести крест за чужой смертный грех. Та, кто рожала в муках детей монстра, уже зная, что он монстр, не питая никаких иллюзий. Что может быть страшнее? Что может быть разрушительнее для женщины?

Ужас от осознания всей правды настолько крепко морозным настом сковал мое сознание, что я, как в тумане, видела, что к нам на каком-то этапе в ходе разговора присоединилась Камилла, мать Алана. Мы не были знакомы, но я сразу ее узнала. По энергетике, по ауре, что ли. Она не расшаркивалась и не знакомилась, не пыталась неуместно улыбаться. Она просто сразу оказалась рядом… Я помню ее теплую руку на моей руке. Помню одобрительные объятия. И я вдруг почувствовала себя дома…

Я плохо помню, как оказалась в ее квартире – огромный холодный пентхауз на Арбате. Будь сейчас во мне чуть больше сил, я бы даже удивилась тому, что это пространство такое необжитое и неуютное. Словно бы это не квартира крутого архитектора Камилы Атабековой, а просто помещение. На входе нас встретила дружелюбная няня с маленькой девочкой, в которой я сразу узнала дочь Алана. У нее были его глаза. Сердце болезненно кольнуло.

Зато девочка улыбнулась мне открыто и искренне. А я вопреки своему состоянию улыбнулась ей в ответ.

– Тетя, а вы принцесса? Вы такая красивая…

– Нет, Кира, я не принцесса, – ответила я, тяжело вздыхая.

Я не просто не принцесса, девочка… Я монстр… Дитя монстра…

Мы расположились в зале, выпили заваренного Камиллой травяного чая с тортом. Спустя полчаса мама Алана, проницательно отметившая мои усталость и потерянность, тактично отправила Киру с няней укладываться спать.

Мы остались вдвоем. Вопреки моим страхам, между нами не было невидимой стены напряженной отчужденности. Энергетика этой красивой женщины успокаивала, словно бы впрыскивала в кровь анальгетик. Я не притворялась и не пыталась понравиться. И даже не потому что сейчас на это попросту не было силн. При ней в принципе это было неуместно.

Она села рядом и снова заключила мою ладонь между своими.

– Дай мне посмотреть на тебя, Бэлла, – сказала тихо, а я невольно начала плакать. Бесшумно. Просто слезы текли. – Такой я тебя и представляла…

– Такой? – хрипло переспросила я.

– Да, такой… Именно так, как мне казалось, должна выглядеть девушка, которую полюбит мой сын.

Я печально опустила глаза и заплакала еще сильнее.

– Разве такую заслужил ваш сын? Дочь маньяка… Вы ведь знаете… Разве я его достойна… – Слова царапали мне горло. Душа разрывалась на части. Мне сейчас было плохо, так плохо…

Она обняла меня. Словно прикрыла мою разрывающуюся грудную клетку.

– Эта квартира, Бэлла, мой первый дом в Москве… – начала она тихо. – Сюда меня привез мой первый муж. Как ты поняла, это был Арсен Капиев. Этот мужчина… – она сделала паузу, сама теперь всхлипывая, – изнасиловал меня… В доме у родителей моего жениха. Алмаза. В доме у тех, кому я доверяла, считая своими вторыми родителями. А они…

Она запнулась, не в силах совладать с эмоциями.

– Я помню, как сидела на полу в их доме после того, как он сделал свое дело, потрепал меня по волосам в некоем подобии ласки и сказал, что вечером будет ждать моего ответа, уеду ли я с ним. Помню, как рыдала, валяясь в ногах у родителей Алмаза… А они сказали мне, чтобы я убиралась прочь. Что им не нужна недостойная, порченая невестка… Что я изначально не подходила их сыну – грязная полукровка с русской матерью-вдовой, работавшей техничкой в школе. На следующий день с армии должен был вернуться Алмаз. Боже, как я ждала его… Ждала, чтобы шептать без устали, как сильно его люблю, а в итоге… Я смотрела ему в глаза и говорила, что не люблю… Что бросаю… Что уезжаю с тем, кто лучше и круче…

По моему позвоночнику бежали табуны мурашек. Что сейчас говорила эта прекрасная женщина, своим видом излучая благородство и достоинство? Какие неприглядные тайны прошлого сейчас открывала передо мной?

– Спустя много лет мы снова встретились с Алмазом. И поняли, что все еще любим друг друга. Наша вторая встреча привела к тому, что у меня появился Алан… Только… Я не нашла в себе силы признаться Алмазу в том, что он его сын… Я вообще не нашла в себе силы признаться ему во всем, что произошло в моей жизни. Что делал со мной Арсен. Мне было… Стыдно перед Алмазом. Я считала себя недостойной. И только судьба, Бэлла, только провидение сделали так, что мы оказались в итоге вместе. Судьба и моя настырность, если быть честнее. Алан другой… Он не как Алмаз. Это и хорошо, и плохо. Ему все эти годы непросто было признать то, как сложилась наша семья. То, при каких условиях появился на свет он. Ты ведь знаешь, он сильно отдалился от семьи после окончания университета. С отцом у него все сложно… Да и со мной непросто. Я виню себя в этом. То, что между ними растущая напряженность, моя беда, моя ошибка. Алмаз в душе продолжает винить меня и себя в том, что мы не были вместе тогда, когда формировался характер Алана, когда останавливалась их связь как отца и сына. Алан постоянно озирается назад, заглядывая в мои покрытые завесой тайны отношения с Арсеном. Я думаю, он и Милену тогда так поспешно засватал, потому что ему казалось, что она идеальная кавказская жена в отличии от меня, неправильной женщины… Два мужа. Рожденный в браке с одним мужчиной ребенок от другого… Я не рассказывала ему, конечно, подробности нашей жизни с Арсеном. Как можно? Он мой сын… Я никогда не смогу переступить через себя. И все же… Я к чему это все веду, Бэлла? К тому, что нельзя молчать… Нельзя стесняться. Не тебе решать за других, достойна ты или нет. Он был неправ, что скрывал от тебя правду о твоем отце, которая пусть и была болезненной, но могла бы спасти ваши отношения. И ты будешь не права, если сейчас закроешься от него… Вы нашли друг друга после стольких лет. Вы любите друг друга. Пора начинать новую главу…

– Мой муж… – хотела я объясниться, возразить.

– Тише, Бэлла. Оставь все эти мысли и переживания на завтрашнее утро. Сейчас ты слишком многое испытала, чтобы еще больше ввергать себя в пучину мыслей и переживаний. С утра попытаешься разобраться со всем – и с мужем,