Роберт усмехается под нос и отрицательно качает головой.

– Я все равно труп, Алан. Меня и не посадят, наверное. Либо помру еще на этапе следствия. Во второй почке тоже рак, метастазы уже по половине тела. Я не проживу и пары месяцев. Я сейчас проверялся снова, когда уезжал. Поздно уже метаться…

– Бред, – качаю я головой, – онкология сейчас не приговор! Всё вылечат тебе!

Он накрывает мою руку своей. По-дружески. Искренне. И я поднимаю на него глаза и впервые смотрю на него не как на соперника. Я уважаю его. И понимаю.

– Мне нужно уходить, Алан… Пора… Я к Айзе хочу. Она, конечно, в раю, но вдруг мне хотя бы на минутку дадут с ней увидеться… Я любил Бэллу. Искренне любил. Трудно тебе, наверное, меня понять. Это не та любовь была, что у тебя к ней или у меня к ее сестре. Более осмысленная, что ли, даже, может быть, отцовская. Да, наверное, я ей действительно отчасти заменил отца. Дал ощущение тепла и заботы, в которых она так сильно нуждалась. Поддержал, собой закрыл, когда ей казалось, что она оголена и беззащитна. А за это получил эту волшебную девочку, которая так грела меня эти годы… Можешь ненавидеть меня, но знай, что нам с ней хорошо было, вопреки всему. Пусть она не горела в моих руках никогда, но… Я не был ненавистным и нелюбимым. Может быть, ты не сможешь даже никогда моего места в ее жизни занять. И не нужно тебе занимать. Я тебя своя любовь – яркая, искренняя, дикая… Ты только иногда ее обуздывай, эту свою любовь. Не смей делать больно моей девочке…

– Она была с тобой счастлива… – хрипло признал я. Потому что это было правдой. Эта правда жгла мне душу все эти годы. И я буду с ней жить всегда. Она будет сидеть в мрачных закоулках моей души. Моя кара, моя карма.

– Да, я смог выторговать у судьбы семь счастливых лет для себя… Но это счастье не мое, Алан. Оно краденое. У тебя краденое, у неё. Она твоя женщина. А ты ее мужчина. И даже Бог видел это, поэтому и не дал нам детей… Я все понимал всегда. И сразу для себя решил, как понял, что нежилец, что должен передать ее тебе, чтобы она не пропала, не сгинула в этом диком мире жестокости. Слишком она ранимая и нежная…

Я в изумлении поднял на него глаза, пытаясь понять, о чем это он…

– Ты не понял, что ли? Я принял предложение работать в Москве только потому, что понимал, что это ты за ним стоишь. Мне нужно было убедиться в том, что ты правда любишь ее… Что тебе можно заботу о ней доверить. Что ты не предашь. Я не мог просто так бросить Бэллу на произвол судьбы. Наверное, только это в первый раз из лап рака меня и вырвало… А потом, уже здесь… Думаешь, я не видел всего того, что с ней происходило эти месяцы? Да она дышала тобой. Жила только воспоминаниями о вас. Думаешь, я не понимал, что между вами особенные вещи происходят? Я дал вам шанс во всем разобраться, Алан. Считай, это моя форма попросить прощения перед тобой за то, что украл ее у тебя тогда.

Я дышал часто и глубоко, пытаясь совладать со своими чувствами, которые буквально рвали меня на части.

– Иди к Бэлле, Алан. Ты сейчас ей нужен больше. Она все знает теперь про своего отца… И про твою женитьбу знает – знает, что ты женился только для того, чтобы скрыть секрет про отца от нее.

Меня в буквальном смысле подбросило. Снова появилось желание врезать ему со всей мочи. И он до сих пор молчал?! Распинался о прошлом, когда в реале происходит такое?! Кто ей сказал?! Почему?!

– Где она, Роберт?! – снова обрушиваюсь я на него с криком. – Откуда ей знать?!

– Она с твоей матерью, Алан. Не кипяшуй. Арсен с Камиллой вместе ей все рассказали. Там всё под контролем…

Я вылетаю из квартиры на скорости света. Выхватываю телефон, чтобы набрать Капиеву и сказать, что он труп, но тут же смотрю на дисплей и на секунду зависаю. Не совру, если скажу, что там штук тридцать пропущенных звонков от Милены. Что ей нужно? Чертыхаюсь про себя, когда вижу, как телефон снова загорается ее вызовом.

Сбрасываю пренебрежительно, набирая мать. Она подходит сразу.

– Мам… – мой голос сейчас хриплый и срывающийся. Я словно бы снова маленький мальчик, ждущий ее защиты и поддержки. Понимаю, что этого чувства мне дико не хватало все эти годы. Адски не хватало.

– Алан, ну где тебя носит? – говорит она взволнованно. – Мы уже извелись все…

– Как Бэлла? – спрашиваю я взволнованно, задыхаясь. – Она правда все знает?! Как… он… посмел…

– Бэлла хорошо, она сейчас отдыхает, сынок. Дали ей успокоительного. Кира тоже со мной. Спит. Арсен впервые в жизни поступил правильно, Алан. Поговорим с тобой об этом потом, при встрече. Обо всем поговорим… Нам многое надо сказать друг другу.

– Кира с тобой? – спрашиваю облегченно, но тут же зло усмехаюсь: – Неудивительно… Мать ее, небось, даже не почесалась о ребенке подумать… Кукушка…

– Алан, о том и речь… Мы битый час тебе названиваем. Мать Милены умерла. Она тебя ищет.

– Чего?

Это уже какой-то сюрреализм. Неужели? Почему?

– Сердце вроде. Она так сказала. В любом случае, сейчас тебе лучше поехать туда, к ней… А девчонки твои под моим присмотром, все нормально… Давай, сынок… так будет правильнее…

Конечно, мое сердце говорит мне совершенно о другом, но мама права. Я не перезваниваю Милене, чтобы не слушать сейчас ее нервно-истеричные эскапады. Звоню Илоне и прошу параллельно помочь с организационно-ритуальными вопросами. В Серебчик приезжаю минут через сорок. Проклятые пробки никто не отменял…

В доме непривычно тихо. Кажется, нет даже прислуги. Я нахожу Милену сидящей за обеденным столом в гостиной. Он такой большой, что она на его фоне выглядит слишком маленькой и тщедушной. Все в этом доме шикарное и холодное. Как ее лицо сейчас. На бледных щеках высохшие бороздки от слез. Смотрит в одну точку и раскачивается…

Если бы не мои откровения сегодня с Робертом, я бы мог подумать, что смерть Кристины неслучайна, но нет. Если в этом и есть чья-то рука, то только злого рока. Наверное, небесной канцелярии было угодно,