Сыщик взглянул на часы, хозяин отсутствовал около часа, многовато. В цирке сейчас делать нечего, репетировать Классик не в состоянии, опохмелился, сейчас в состоянии эйфории, может сболтнуть лишнего, проговориться.

В своем кабинете Колесников распивал чай со своей командой, обсуждал замену номера в вечерней программе – травмировался один из акробатов, и говорили, что пора менять программу. Зритель еще терпел, но земляков следует уважать, многие побывали два-три раза, надо и совесть иметь, ведь цену на билеты, как ни держи, а приходится поднимать.

Капитан, сидя за столом, помалкивал. Разрезав стоявший перед ним торт, ножом передвигал куски, симметрично заполняя образовавшиеся пустоты. Теперь круглый торт походил на рулевое колесо.

Присутствовали лишь руководители. Главный администратор, как всегда в элегантном костюме. Если бы он не был тщательно отутюжен, можно было подумать, что Александр Валентинович Жуков даже спит в костюме, белой рубашке и галстуке. За его плечом примостилась Матильда: хотя женщины в кабинете отсутствовали, но могли и заглянуть, и необходимо быть начеку.

Сильвер, сверкая золотыми зубами, крутил коротко стриженной курчавой головой, сидел на стуле верхом, засунув под него кривую ногу, изо всех сил старался не ухмыляться. Хитрый косящий взгляд и постоянная ухмылка были для Сильвера естественны, как штаны, но сейчас атмосфера была совсем не подходящая, и он по мере сил пытался соответствовать.

Классик сидел в обычной позе, откинувшись, вытянув худые ноги, якобы закрыв глаза, наблюдал за всеми внимательно и блаженствовал. Что ни говори, патриотизм – это хорошо, но французский коньяк – не портвейн и даже не столичная.

Рыжий конюх Вася, ему катило под полтинник, но иначе как Вася и на «ты» его в цирке никто не звал, из уважения к Капитану прикрыл татуировки рваной ковбойкой, но заправить ее в штаны сил не хватило. Вася знал, что лучше его конюха в городе нет, и кстати, был абсолютно прав, без лошадей цирку не обойтись, так что, мол, терпите мой вид и навозный дух.

Присутствовали еще жонглер, руководитель группы акробатов и хозяйка кошек-виртуозов. Заглянула на минуту разобиженная амазонка, она располнела, и Капитан отлучил ее от чаепития, пригрозил, что, если она не приведет в порядок свою задницу, снимем номер с программы.

С делами уже покончили, все знали, Капитан слушает присутствующих внимательно, решение примет, позже объявит. Наступил момент, когда можно говорить не по делу, а чего захочется, но сегодня больше поглядывали на дверь. О чем трепаться, если зарезали Ванюшку? Вчера прикончили постороннего, так все одно – покойник в доме.

– Николай Иванович, ты вечером в манеже или мне замену искать? – спросил Капитан.

Классик прекрасно знал, что обращение к нему по имени и отчеству означает высшую степень недовольства, широко открыл глаза и обиженно забормотал:

– Незаслуженно, Алексей, абсолютно беспричинно подозреваете артистов.

– Товарищ начальник, вопрос не по делу! – сорвался Сильвер, молчать было уже невмоготу. – Вы что, не видите, они опохмелившись, им сейчас море по колено, а вечер далеко.

– Самые высоконравственные люди – это раскаявшиеся бляди и завязавшие алкоголики, – изрек администратор и сник, так как супруга вцепилась ему в плечо и зашептала так, что можно было услышать за дверью.

– Молчи! В твоей компетенции по вопросу о проститутках никто не сомневается.

А Сильвер ничуть не обиделся, подцепив стул ногой-клюшкой, выдвинулся к центру.

– Вопрос, где они раздобыли горючее? Надеюсь, подозревать артиста, что они оставили хоть каплю про запас, никто не посмеет? Я их поутру ждал, даже приготовил стопарь, они не соизволили даже заглянуть.

Сильвер встретился взглядом с Капитаном, вспомнил о ночном звонке, о том, как утром друг-сосед забрал телефон, вспомнил, что о ночном госте приказано молчать, театрально хлопнул себя по лбу и фальшивым голосом произнес:

– Прошу пардону, Классик! С больной головы да на здоровую! Я же сам ночью к вам заглянул, вижу дремлете, думаю, они проснутся, тяжко будет, я на комоде и оставил маленькую.

Если кто и не вникал ранее в треп Сильвера, то сейчас обратил внимание, как человек азартно врет.

Убийца же слушал внимательно с самого начала и сейчас, скрывая радость открытия, на всякий случай отвернулся.

В дежурной части УВД менялась смена. Седоголовый капитан, явно пенсионного возраста, с красными, как у кролика глазами, сменялся с суточного дежурства. Принимавший дежурство лейтенант облизывал пересохшие с перепоя губы, с отвращением листая журнал регистрации происшествий, спросил:

– Нападение на капитана Стаднюка и его шайку не регистрировали?

– Не было никакого нападения, а если и было, так то военная тайна, – ответил капитан, засовывая в сумку пустые пакеты, ложки, кружку, которые приносил из дома на дежурство.

– Весь город говорит, а у нас тайна, – усмехнулся криво лейтенант, жестами объясняя лохматому сержанту, что срочно требуется опохмелиться.

– Деревня ты, вчера от сохи, – добродушно сказал капитан, впереди маячили трое суток отдыха, хотелось быть великодушным, и он пояснил: – Стратегия! Генерал розыск москвича объявил, а о сраме Стаднюка не сказал, и так все знают. Стрелять не разрешил, но и дураку ясно: коли человек цельный наряд обесточил, то человек вне закона, и, защищаясь, делай, что хошь.

– Слыхал, что кто задержит басурмана, тому квартира вне очереди, – лейтенант отбросил журнал регистрации, заглянул в грязный бокал, вновь глянул на длинноволосого сержанта, который стоял по другую сторону барьера, как истукан. – У Митрофановны, что на углу, вчера пиво давали.

– Держи карман, – хохотнул капитан, подхватил свою сумку, но выйти за барьер не успел, зазвонил телефон, и капитан автоматически снял трубку: – Дежурный.

– Ты, ментяра, отряхни пыль с ушей, подтяни штаны и двигай к цирку. Человек, которого вы ищите, в желтой одноэтажке, в комнате клоуна, – произнес низкий мужской голос и скрылся за частыми гудками.

– Какой человек? – не понял сразу капитан, он уже сидел дома, хлопнул стакан самогончика, хлебал горячие щи, решал, добавить стаканчик или завалиться в койку, а стакан оставить на пробуждение.

– Какой человек? – дернул ушами лейтенант. – Чего передали?

Капитан вернулся в суровый мир реальности, прикинул, что все оперативники в разгоне. Взять сержанта, снять постового у дверей и срочно бежать… Мне завтра на пенсию, квартиры не видать как своих ушей, а тут шанс. Если сразу стрелять, то никакой опасности, ведь на мне милицейский мундир, и москвич первым стрелять не посмеет. А если я промахнусь и схвачу пулю, то мне ни пенсия, ни квартира не понадобятся.

Дверь распахнулась, и в дежурку тяжело вошел капитан Стаднюк, за ним ввалились оперы.

– Я у себя, – бросил на ходу Стаднюк и, хотя лишь мазнул взглядом по лицу сменившегося капитана, сначала приостановился, затем подошел к барьеру, навалился и спросил: