Рано утром вертолет высадил нас в нескольких километрах от избы Непряхиных. Предполагалось, что мы доберёмся туда уже к вечеру, но Подушкин в самом начале пути подвернул ногу, поэтому мы добрались до избы только к вечеру следующего дня. Если изба будет пуста, Василий собирался переночевать с нами, а утром отправиться в обратный путь. Если же нет, то он должен был помочь нам найти другое место для базового лагеря.

До самой темноты мы наблюдали за избой. Не обнаружив присутствия людей, мы вошли в избу и стали устраиваться. Тут и произошел забавный разговор по поводу медвежьего уха.

А с ухом вышло следующее. Василий заметил у меня на груди под курткой медвежье ухо на верёвочке и заинтересовался, откуда оно у меня. Обстановка располагала, и я начал рассказывать про охоту на медведя, как обычно, слегка привирая. Лицо Василия, по ходу моего рассказа, всё мрачнело и мрачнело. Довольный произведённым эффектом, я стал привирать больше. Николай, слушая меня, только крякал. Короче, под конец моего рассказа выходило, что медведь был хитёр, как дьявол, но его это не спасло.

– Надо дождаться утра и уходить, к кратеру вам идти нельзя, – немного помолчав, сказал Василий.

– Это ещё почему? – изумился я.

– Кратер там, – Василий показал направление рукой.

– И что? – спросил я.

– Тунгуска тоже в той стороне, – сказал Василий.

– Ну и что? – не понимая, опять спросил я.

– Он придет и всех убьёт, – убежденно ответил Василий.

– Кто придет? – переспросил я.

– Вы убили хозяина, и бросили его в тайге, и даже не отрезали ему ни голову, ни лапы. Дух медведя придет с Тунгуски, найдет вас и убьёт. Утром, надо будет ухо медведя спалить, а самим уходить, – совершенно серьёзно сказал Василий.

Как говорится: «Хоть стой, хоть плакай»! Попытки развеять суеверные страхи якута не имели успеха. В надежде хоть как-то исправить ситуацию, я бросил ухо в печь, чем вообще поверг Василия в ужас – оказалось, что ночью этого делать было категорически нельзя, и теперь мы и до утра можем не дожить. Он поднялся из-за стола и уселся в обнимку со своей винтовкой в углу, подальше от пылающей печки.

Чтобы как-то успокоить Василия, я показал ему фокус с бластером – разнес с трёх метров варёное очищенное яйцо СВЧ-выстрелом – вот, мол, каким оружием мы располагаем.

– Тоже будет и с башкой медведя! – соврал я, на этот раз уже совершенно бескорыстно.

Василий заметно повеселел и, должно быть, для увеличения наших шансов на выживание, провел целый обряд умиротворения духа медведя с принесением в жертву огню вкусностей и шептанием заговоров. Из его бормотаний я понял, что Василий пытается запудрить духу мозги, мол, медведя убил не русский или якут, а какой-то неизвестный тунгус. Уточнять, что Николас фон Дорн имеет двойное гражданство и в английских средствах массовой информации прозван «Тунгусским», я не стал.

Утром Василий ещё раз попытался застращать нас духом медведя, но видя наше тупое упрямство и нежелание возвращаться в посёлок с ним, он сплюнул в сердцах и ушёл.

Как только Василий ушел с заимки Непряхиных, мы стали готовиться к вылазке к кратеру. Из-за вывиха ноги Подушкину пришлось остаться в избе, так сказать, на связи. Подушкин развернул спутниковый телефон и проверил связь с вертолётом (ну, и, конечно же, с Элеонорой). Потом мы проверили наши рации. Подушкин отдал Михаилу один из своих пистолетов – двенадцатизарядный «Форт-17», а мне достался карабин «Сайга» с оптическим прицелом Михаила. Михаил навесил на свой бластер еще две камеры, длиннофокусную и инфракрасную. Разумеется, экипировка Подушкина досталась мне. Когда же мы облачились в маскхалаты типа «Леший», стали выглядеть, как заправские диверсанты-разведчики. Конечно же, мне было смешно смотреть на измазанное гримом лицо Николая, но спорить я не стал и тоже намазался. Что ж, хотят большие дядьки поиграть в бойскаутов – пусть, я портить им удовольствие не буду!

К полудню, судя по навигатору, мы одолели девять километров. И вот, вслед за Михаилом, я вполз на вершину сопки. Михаил придержал меня за полу маскхалата и показал пальцами на глаза, а потом в сторону от себя. Сквозь кусты, примерно в километре, я увидел кратер. Конечно, я и раньше видел кратер на снимках и кинокадрах, но наблюдать его вблизи – это совсем другое дело. Фантастическая картина!

Патомский кратер, или конус Колпакова, находился на склоне горы, сплошь покрытой лесом. Это большой светлый холм в форме усечённого конуса. Диаметр основания холма – около 160 м, высота – до 40 м. На его вершине – кольцевой вал диаметром 80 м, окаймляющий глубокую воронку, в середине которой горка диаметром 30 м. Эта горка, если не знать, что всё «сооружение» сложено известняковыми глыбами, издали действительно напоминало яйцо, лежащее в гнезде.

Привычную правильную форму конуса нарушал более светлый «флюс», отвал свежевынутой породы. При разглядывании склона кратера в бинокль стала ясна природа этого вывала – двухметровый круглый туннель на склоне с выходящими из него рельсами. Вход в туннель прикрыт маскировочной сеткой, уходящей к ближайшим деревьям леса. Под сеткой также стоял домик-теплушка, дизель-генератор и бульдозер. Присмотревшись внимательней, я также рассмотрел ряды бочек, должно быть с топливом, и аккуратные стопки тюбингов. Вот это да! Оказывается, тут творится полномасштабное преступление, и всё меры предосторожности, предпринятые Михаилом и Иваном, включая маскхалаты и оружие – были нелишними.

– Вот это да! – проговорил я вслух.

– Николай убери бинокль – солнце светит с той стороны, можешь бросить блик, – сказал Михаил. Сказал, почему-то, шепотом, наверное, и его удивил масштаб горных работ.

– Людей, однако, не видать! – высказался я.

– Ага, но дизель-генератор работает, видишь сизый дымок над трубой? Может быть, все в штольне? – отозвался уже обычным голосом Михаил.

– Михаил, а кто эти – «все»? – спросил я.

– А хрен их знает, но, видать, люди сурьёзные! Побачим маленько и будем дергать отсель, – ответил Михаил, наверно, от волненья перейдя на какой-то просторечный диалект.

– Подушкина предупредить надо, – сказал я, доставая рацию.

– Надо, но не в голос, – сказал Михаил, отобрав у меня рацию. Он молча стал щелкать выключателем рации. Получив в ответ серию щелчков, Михаил вернул мне рацию. Похоже, они с Подушкиным заранее обговорили схему условных сигналов.

– Вот, что, Николай, побудь здесь, понаблюдай, а я поднимусь вон на ту сопку. Установлю там видеорегистратор, оттуда лагерь «старателей» будет виден лучше. Надо помочь компетентным органам задержать и изобличить преступников. Когда услышишь три щелчка вызова рации, спускайся с сопки, встретимся у лиственницы, расколотой надвое молнией, – сказал Михаил и пополз вниз по склону сопки, и, буквально, тут же в своём маскхалате растворился в зелени тайги.

Битых два часа я пролежал неподвижно на вершине сопки, а от Михаила всё не было сигнала. Хотя в лагере «старателей» не наблюдалось никакого движения, мне начало мерещиться, что все окрестные сопки вокруг кратера кишмя кишат «шпионами-диверсантами» в таких же, как у нас с Михаилом маскхалатах, я даже начал замечать перемещение отдельных «травяных кочек». Сердце сжала тревога за Михаила, может быть, ему сейчас где-нибудь крутят руки, а я тут лежу, бездействую! Достал из-за спины снайперскую винтовку Драгунува, дослал в ствол патрон с плутониевым сердечником и, подняв забрало шлема скафандра, припал к окуляру оптики, прикидывая направление и силу ветра – завалю ли я гадов с километра?