Алена кивнула.

– В общем, не будет в компании президента Грубина, не будет и компании, – закончил Саша. – Пострадают люди. Много хороших людей. Я, как почетный Дед Мороз и хранитель традиций «Вечерней звезды», не могу этого допустить. Поэтому я и пришел к вам.

– Но я-то… – Алена робко коснулась ледяными от волнения пальчиками Сашиной руки. – Я что могу сделать? Чем я могу помочь?

– Мне кажется, что вы-то как раз и можете кое-что сделать.

В наступившей паузе стало слышно, как из неисправного крана капает в раковину вода. Где-то внизу, на улице, заорали и пьяно выругались. За тонкой стеной кто-то включил шумный, как трактор, пылесос.

– Он ведь пойдет на условия Тамары еще и потому, что кое-кому не нравится, что он богат, – медленно произнес Саша. – А этот кое-кто для него очень важен. Точнее сказать, эта кое-кто…

Тут уже Алена покраснела и опустила голову.

– Наверняка говорила подругам: «Деньги для меня не имеют значения, главное, чтобы человек был хороший», – продолжал Саша. – Врала, значит? Деньги-таки имеют значение?! Да еще какое! Из-за денег готова отказаться от самого Александра Грубина! Так получается, Алена Дмитриевна? Или есть другие причины? Может, он для вас недостаточно хорош?

Произнеся последнюю фразу суровым, почти прокурорским тоном, Саша поднялся.

– Я пойду, – сказал он, не глядя на Алену.

И действительно пошел. В прихожую, к своим ботинкам и куртке, а потом и прочь из квартиры. Алена осталась сидеть за столом.

* * *

4 января Александр Васильевич Грубин рассчитывал поработать в одиночестве. И не столько потому, что все еще длились новогодние каникулы, сколько потому, что была суббота.

Поэтому, прибыв по своему обыкновению к 9 часам утра в офис, он был немало удивлен, застав там многих своих сотрудников – причем не только тех, кому полагалось работать именно в офисе, но и других, которым определено было трудиться на местах.

– Вот он, – воскликнула секретарша, красная и взволнованная, – вот он! Слава богу!

Из приемной тут же выскочили и Ираида Глебовна, с припухшими глазами, сморкавшаяся в кружевной платочек, и управляющий новым отелем, и его заместитель. Выскочили, выплыли и вышли из приемной и другие люди.

– Вы все ко мне? – осведомился Александр Васильевич.

– К вам! К вам! – загомонили вразнобой подчиненные.

– Ну что ж, заходите… – Александр Васильевич распахнул дверь в кабинет.

* * *

Сидячих мест хватило не всем, их уступили дамам и пожилым. Собственно, и стоячих мест было не так уж много, и оттого решили дверь в коридор не закрывать.

Грубин присел не в свое президентское кресло, а на край стола, подсунув под себя ладони, и выжидательно обвел взглядом собравшихся.

Первым говорить было положено управляющему, но он выдвинул вперед главного менеджера по встрече особо важных гостей.

Андрей (тот самый, с которым мы уже встречались в самом начале этой правдивой истории) торжественно откашлялся и заговорил:

– Шеф… Александр Васильевич… Мы это… Мы все просим вас не продавать компанию!

– Просим! Просим! Все просим!..

– Мы все хотим работать в «Вечерней звезде»! Мы хотим работать с вами! А без вас мы работать в компании не хотим! И не будем!

– Не хотим! Не будем!..

– Но…

– Подождите! Пожалуйста, не перебивайте! Дайте нам сказать!

– Сказать! Дайте сказать!..

Александр Васильевич сдался и замолчал.

– Мы знаем, что вам срочно нужны деньги! Большие деньги!

Александр Васильевич угрюмо кивнул.

– И мы знаем, что кредит на такую сумму вам могут дать только под залог компании… А это тоже не выход!

– Все-то вы знаете, – смущенно и недовольно проворчал Александр Васильевич, – хотел бы я знать, откуда…

– Так ведь, шеф! Вы же не зря создали такой сплоченный коллектив! Вы просто недооцениваете его силу и способности!

– Хорошо, допустим, недооцениваю, – впервые за сегодняшнее утро улыбнулся президент. – И?

– А ведь именно коллектив может вам помочь… Помочь сохранить «Вечернюю звезду»!

– Каким образом?

– Шеф… – Управляющий взял инициативу в свои руки. – Мы вам доверяем. Мы готовы предоставить вам необходимую сумму. Под обычную расписку. Беспроцентно. И на сколь угодно длительный срок.

Грубину показалось, что он ослышался. Однако все стоявшие рядом с управляющим закивали столь энергично, что стало ясно – слова действительно были произнесены.

– У каждого из нас есть сбережения, – продолжал управляющий, – и еще почти каждый из нас может взять кредит в банке. На себя. Мы готовы сделать это… Подождите, шеф! Не для вас! Точнее, не только для вас, для ваших личных нужд! Мы готовы сделать это, чтобы сохранить нашу «Звезду»! И чтобы вы всегда оставались ее бессменным хозяином и президентом!

Кто-то не выдержал и громко хлюпнул носом. Конец речи управляющего потонул в оглушительных аплодисментах.

В такой момент президент запросто мог бы и прослезиться. Но он не стал этого делать. Он широко улыбнулся. Он широко развел руки, словно желая обнять всех. Он дождался конца аплодисментов и тихо произнес одно-единственное слово:

– Спасибо!

* * *

Больше президент не сказал ничего, но народ понял, что на этом можно, пожалуй, и разойтись. И разошлись. С приятным, греющим душу сознанием, что их готовность на подвиг принята и оценена по достоинству, но сам подвиг совершать, скорее всего, не придется. Президент – человек умный и находчивый. Придумает что-нибудь и без народных сбережений и кредитов. Главное – он не продаст компанию.

Разошлись, однако, не все. Кое-кто остался в кабинете.

Ираида Глебовна.

– Да, Ираида Глебовна?

– Александр Васильевич, я должна вам сказать… Должна вам признаться…

«Надеюсь, не в любви», – подумал Грубин.

– Я шпионила за вами по приказу Тамары Луарсабовны, – выдохнула Ираида Глебовна и закрыла лицо руками.

– Я знаю, – сказал он мягко. – Я догадался.

Ираида Глебовна, с трудом удержав желание разреветься по-настоящему, сдавленно произнесла:

– Она заставила меня. Она угрожала мне. Она говорила, что все вам расскажет…

– О чем? – так же мягко спросил Грубин. – О вашей судимости?

– Вы… Вы знали?!

Грубин кивнул.

– Знали с самого начала?

Грубин кивнул снова.

– И все же взяли меня на работу…

– Я больше доверяю собственному представлению о людях, чем судебным приговорам. А теперь, с вашего позволения, я хотел бы остаться один.