Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через некоторое время рука Льюиса потянулась назад, за спину, ладонь замахала, палец указал на лампу, в ярком свете которой я видел происходящее. И – рубящее движение кисти: гаси!
Когда он это сделал во второй раз, я выключил свет.
Я прошел в погреб, запер за собой дверь. В погребе было холодно. Я нашел виски, вышел из погреба, запер его, выключил все лампы, отдал бутылку миссис Макспадден, получил от нее запоздалый новогодний поцелуй, прошел через кухню и коридор в заполненный гостями зал, где орала музыка и хохотали люди, и вышел через почти опустевший к этому времени вестибюль, и спустился по ступенькам замка, и прошел по подъездной дорожке до ворот, и двинул к Галланаху. Там я ходил по набережной, время от времени махал рукой или говорил «с Новым годом» каким-то незнакомым людям и добрел до старой железнодорожной пристани, а потом и до бухты, и там я сидел на краю, болтал ногами, пил виски и смотрел, как пара лебедей скользит по черной неподвижной воде навстречу далеким звукам хайлендерской джиги, что доносились из гостиницы «Стим-Пэкет-Хоутел», навстречу пению и громогласным пожеланиям счастливого Нового года, что разлетались по улицам города, и навстречу непрестанному шмыганью моего носа, что пускал влагу из сочувствия глазам.
Рори стоял на дюне, лицом к океану. Льюис топал вдоль воды, то и дело отвешивал пинка какой-нибудь деревяшке или пустой пластмассовой бутылке. Руки он глубоко засунул в карманы ветровки-камуфляжки, голова с коротко подстриженными на этот раз волосами была опущена.
Похоже, решение родителей провести летний отпуск с детьми на Гебридах Льюис воспринял как личное оскорбление. Все его спрашивают, что он делает на Саут-Уисте, если Льюис – дальше к северу[61].
– Он ужасно не в духе, да, дядя Рори? Рори посмотрел вслед уходящему по пляжу мальчику.
– Ага,– пожал он плечами.
– Как вы думаете, почему он нас сторонится? – На худеньком лице Прентиса читалось искреннее недоумение.
Рори улыбнулся, еще раз взглянул на удаляющуюся спину Льюиса и двинулся по склону дюны к узкой дорожке. Прентис пошел следом.
– Это вроде называется трудным возрастом,– сказал Рори.
Кеннет, Мэри и мальчики приехали на Гебриды отдыхать – так они делали почти каждый год. Пригласили и Рори, тоже как обычно, и он, что было уже необычно, согласился. Пока им везло: атлантическая погода баловала, деньки стояли ясные и теплые, ночи – тихие и звездные; кромешная тьма не наступала еще ни разу. Набегали высокие волны, широкие пляжи пустовали, а между дюнами и вспаханными землями лежал махайр[62]– море ярких цветов на густой травяной зелени. Рори тут нравилось – он даже не ожидал, что понравится. Да и отдых был кстати. Не надо писать о самолетах и паромах, о гостиницах и ресторанах, о колоритных людях и видах. Не надо обдумывать книгу путевых очерков и сочинять газетные статьи – никакого напряга. Можно полодырничать со спокойной совестью.
Он сам вызвался в это воскресенье после завтрака погулять с мальчиками. Джеймс остался, а Льюис полчаса куксился, а потом вдруг заявил, что хочет побыть один.
Рори и Прентис шли вдвоем, их обгоняли короткие тени. Скоро дорожка заберет на восток и выведет их на большак, и по нему они двинутся на юг, к дому. Льюис окрестности знает, не заблудится – Рори не имел ничего против того, чтобы мальчик погулял в одиночестве.
По узенькому грейдеру приближалась машина, держа курс на север; пришлось отойти на обочину, чтобы пропустить. Рори и Прентис помахали водителю, когда он помахал им. Вдали шуршал прибой, невидимые отсюда волны набегали на искрящийся махайр. Заливались жаворонки – певучие точки среди небесной синевы и пушистых облачков.
– Дядя Рори, а ничего, что мы в воскресенье гуляем?
– Ничего – чего? – взглянул на мальчика Рори. Прентис казался ужасно тощим в шортиках и рубашонке с короткими рукавами. Рори надел старую рубашку-сеточку и самодельные шорты – в прошлой жизни джинсы.
– Папа говорил, не на всех островах можно ходить по воскресеньям! – выкатил глаза Прентис и раздул щеки.
– А, да,– кивнул Рори.– У крутых протестантов на Льюисе и Гаррисе это вроде запрещено, но здесь-то католики живут, они на такие вещи смотрят поспокойнее.
– Но как это – чтобы нельзя ходить? – возразил Прентис, кивая на свою тень на серо-черном асфальте.
– Кажется, в церковь и обратно – все-таки можно.
– Ха! Подумаешь! – пренебрежительно отозвался Прентис и на какое-то время умолк. А потом сказал с хитринкой: – Но ведь бывают и окольные пути, и очень даже длинные.
Рори рассмеялся, и тут ему на глаза попался маленький белый цветок, лежащий впереди на дороге. Прентис недоуменно взглянул на него, а когда понял, чему смеется дядя Рори, улыбнулся. И ступил на цветок. Подпрыгнул и взвизгнул от боли.
– Ой, нога! Больно! Ой! Ой!
Рори на секунду замер с открытым ртом, глядя, как прыгает по земле Прентис, перекосившись в лице и держась за лодыжку. Сначала Рори подумал, что Прентис притворяется, но гримаса на лице мальчика убедила его: это настоящая боль. Прентис соскочил на траву и повалился, все так же держась за ногу; из сандалии торчало что-то белое.
– В чем дело? – опустился Рори на корточки рядом с Прентисом.
Мальчик дрожал; когда он повернул к Рори голову, тот увидел слезы на глазах.
– Не знаю! – проскулил Прентис– Наступил на что-то.
– Дай-ка взглянуть.– Рори уселся на траву и взялся за ногу Прентиса. Белый цветочек, который он заметил на дороге, вонзился в сандалию мальчика. И это был вовсе не цветок, а бумажный флажок «Королевского национального института спасения на водах» – такие прикалываются к одежде с помощью булавки. Булавка наличествовала – она-то и проткнула подошву. Рори, увидев ее, обмер: железка почти целиком вошла в ногу мальчика, почти в центре стопы.
У Прентиса по ноге бежали судороги, мальчик корчился на траве.
– Ой, как больно, дядя Рори,– произнес он дрожащим голосом.
– Это всего лишь иголка,– попытался ободрить его Рори.– Сейчас выну.
Он облизал губы, потер друг о друга большой и указательный пальцы, а левой рукой крепко взялся за ногу Прентиса. Ногтями нашел головку булавки, почти утонувшую в коричневой резиновой подошве. Прентис захныкал, чуть не вырвал ногу из руки Рори. Рори сжал зубы и потянул. Булавка вышла – добрый дюйм стали заблестел в лучах солнца. Прентис закричал, но тотчас утих. Рори осторожно опустил ногу мальчика. Прентис сел; у него дергались лицевые мышцы.